Элис лицом к двери и подошла к ней вплотную.
— Наклоняемся вперёд. Медленно.
Элис заметила, что голос медсестры звучал уже не так уверенно. Она осталась стоять неподвижно, — циничное поведение существа в белом халате разрывало её нутро. Медсестра взяла непослушную пациентку за шею и с силой надавила на выйную область. От боли Элис подалась вперёд, и согнулась как тростник. Медсестра присела на корточки и раздвинула ей ягодицы.
Бездумно поставленные подписи в документах, подсунутых хмырём, начинали красноречиво напоминать о себе. Медсестра часто задышала, Элис почувствовала, как что-то влажное касается её ануса, она попыталась вырваться и сделала шаг вперёд. Женщина поднялась, Элис показалось что у медсестры кружится голова.
— Проходим на кресло, — существо с силой толкнуло её в спину.
Элис вспомнила про доктора, он должен был ждать в центре. Она хотела спросить про него, но передумала, — выяснение ненужных подробностей могло ещё больше разозлить существо в белом халате.
Элис находилась на обследовании всего несколько минут, а ей уже хотелось бежать по мрачным катакомбам куда глаза глядят, лишь бы вырваться из пыточной камеры. Она обречённо села в кресло, ожидая самого худшего. Медсестра устроилась рядом с ней и сняла перчатки. Последняя надежда была на доктора, но он не появлялся.
Через несколько секунд Элис с ужасом осознала, что подвергается грубой и бессмысленной гинекологической процедуре. Медсестра отвернулась и закрыла глаза, — она явно получала удовольствие от процесса. Узаконенное изнасилование, на которое Элис сама дала согласие, безответственно подписав ряд документов, продолжалось несколько минут. Медсестра задрожала и остановилась. Несколько секунд она сидела без движения, затем перевела дух и вяло потянулась к стопке листов, оставленных офицером. Существо отрешённо перелистывало страницы, до Элис ей не было никакого дела.
— Согласие на шесть прививок. Аллергии нет, — берём кровь.
Элис вспомнила про свою астму, но обсуждать это было уже поздно, — медсестра ставила на плиту жестяную банку со шприцем и толстой металлической иглой:
— Сразу предупреждаю, чтобы не пускала слюни — побочные эффекты вывернут на изнанку. Это я обещаю. Галлюцинации, лихорадка, свистуха, — с твоим уморенным здоровьем может много чего ещё. Но жить будешь, сдохнуть не дадут.
Бежать было поздно, — даже если бы за стеной не находился охранник, вырваться наружу без проводника не представлялось возможным.
— Я не стану! — взмолилась Элис, хорошо осознавая абсурдность своих слов.
Медсестра уже снимала кипящие шприцы с газовой конфорки.
— Поздно, милочка, поздно. Попасть в Терема без прививок ты не можешь, вернуться обратно тоже. Надо было прочитать хоть несколько страниц, прежде чем подписывать; сама дала согласие на участие в награждении, — теперь это не право, а обязанность.
Самое паскудное в словах старой развратницы было то, что она перешла на “ты”. Надо только пережить этот проклятый день и попасть в Терема живой.
— Я могу одеться? — бросила Элис с явным вызовом.
Медсестра, как будто, забыла, что пациентка сидела в кресле абсолютно голая. Она нехотя кивнула головой, бросив сальный взгляд на молодое обнаженное тело.
Элис быстро оделась, к ней частично вернулась самообладание. Медсестра усадила её перед медицинским столиком и перетянула левую руку резиновой трубкой. Толстая игла вошла в вену, Элис отвернулась. Она почувствовала, что теряет сознание. Резкий запах нашатыря вернул её к жизни, как в день теракта, когда её судьба изменилась необратимым образом.
Медсестра убрала колбу, разложила на рваном бинте шесть ампул и зло посмотрела на Элис.
— Ты дала согласие на все шесть прививок. В документах значится, что ты понимаешь их действие и риск для организма.
Элис не поняла, являлась сказанная фраза вопросом или утверждением и никак не отреагировала. Медсестра достала из жестяной банки второй шприц, затем стянула с руки резиновый жгут.
После издевательств, завершившихся кровопусканием, Элис предстояло испытать на себе действие неизвестных галлюциногенов. Каждый из них теоретически мог вызвать аллергический шок и отёк бронхов. Формальные медицинские проверки, как утверждали хмырь и кролик, на деле представляли реальную угрозу её жизни. Бездумно подписывая документы, Элис полностью отдала себя в руки неизвестных людей, которым было плевать на Гиппократа, её саму, и на всю медицину в частности.
Она пыталась сконцентрироваться, включив последние остатки здравого смысла: умереть не дадут, для этого не стоило катать её на военном самолёте через всё Братство, как на туристическую экскурсию; побочные эффекты будут длиться несколько дней; перед Главнокомыслящим она обязана появиться цветущей, как киноактриса, — значит будет достаточно времени чтобы восстановиться и прийти в себя.
Нехитрые наивные мысли придали немного сил. Временный прилив бодрости притупил страх перед пыточными причиндалами, — она дерзко протянула руку для экзекуции. Медсестра сделала шесть уколов не меняя иглы, затем подписала несколько листов. Сразу же после этого в комнату влетел офицер. Элис поняла, что всё это время он наблюдал за ней из какого-то тайного укрытия, видел как медсестра раздвигала ей ягодицы и насиловала на гинекологическом кресле. Медсестра отдала ему стопку бумаг, оставив несколько листов у себя.
— Полит-карантин, — сказала она, даже не взглянув на вошедшего.
Элис не знала что означало это слово, она потеряла интерес ко всему, что происходило в серых стенах вонючего медицинского склепа. Последний укол вызвал непреодолимое желание принять горизонтальное положение.
Она легла на холодный кафельный пол, не обращая внимание на присутствующих рядом с ней изуверов и неожиданно проваливаясь в белоснежную бездну глубокого болезненного сна.
III
Снег выпал в конце ноября. Коньки в геттополисе редкость, — отец купил одну пару, сдав донорскую кровь вне очереди, как бывший научный работник Теремов. Младшая сестра, Анна, вне себя от счастья, — ей выпал жребий первой встать на лёд. Она гладит коньки руками, даёт каждому своё имя, разговаривает с ними, стараясь чтобы не заметил отец.
Они выходят на улицу, Анна кружится, как лучшая фигуристка Нектарии, разбрасывая в стороны жёсткий оранжевый снег. Она смеётся и бежит к катку. Элис хочет догнать сестру, отец что-то кричит им вдогонку. Смех Анны сливается со звуком колокола. Он бьёт всё сильнее, переходя в набат. На сполох сбегается толпа людей. Элис не понимает куда пропала сестра, вместо неё она видит только стоящую в оцепенении толпу. Она оборачивается, — отца нигде нет, пропали даже следы. Элис зовёт Анну, но слышит только собственный хрип, задыхаясь от сильнейшего приступа астмы.
Элис проснулась от панической атаки на холодной кровати, в полумраке комнаты, похожей на дешёвый гостиничный номер. Бельё намокло от пота, — организм боролся с лихорадкой, которая и отправила её в глубокий болезненный сон. Она перебралась на сухую половину. Встать не было сил, — мысли намертво сплелись липкой верёвочной головоломкой.
Элис вспомнила расставание с отцом, затем
