В 1955 г. представители двадцати девяти стран (некоторые из них даже еще не добились независимости) собрались в Бандунге (Индонезия) на первую конференцию стран Азии и Африки и провозгласили десять принципов мирного сосуществования. Новой, глубоко революционной по содержанию идеей, привнесенной этой конференцией, была идея неприсоединения, самостоятельного пути, который вправе выбирать каждая страна, нейтрального пути, не зависящего ни от одного из двух военных блоков. Да, в мае 1955 г. эти блоки еще казались всемогущими, и предложения участников Бандунгской конференции не всегда выслушивали и воспринимали всерьез. Тем не менее они уже ставили под сомнение ориентиры, установленные великими державами. Так, Тито, будучи правоверным коммунистом, тут же заявил о своей поддержке принципов, выработанных в Бандунге.
Но самое заметное, самое шокирующее, самое неожиданное потрясение случилось в сердце Ялтинской Европы, в СССР. В 1953 г. умер Сталин. С самого начала его преемники, напуганные перспективой прихода к власти из их рядов нового Сталина, понимали, что им нужно, чтобы обезопаситься, идти в ногу с изменившимся миром. И первые месяцы после смерти «великого вождя» отмечены в СССР беспрецедентными инициативами, направленными на создание атмосферы «оттепели»: частичная амнистия, освобождение «убийц в белых халатах», экономические послабления. Это было время международных инициатив, в корне менявших сложившуюся ситуацию. В 1955 г. Австрия еще оставалась частично оккупированной советскими войсками, на уход которых никто не рассчитывал. Тем не менее она обрела суверенитет и независимость благодаря решению, принятому СССР в одностороннем порядке. Для стран Восточной Европы это был мощный стимул. Разве это не демонстрация того факта, что статус 1945 г. явление временное? Да, Австрия находилась в особом положении, поскольку Москва относилась к ней как к освобожденной, а не враждебной стране, и ей не навязали коммунистический строй. Но разве не отвечало ее возвращение к независимости со статусом нейтральной страны курсу на мирное сосуществование, провозглашенному в Бандунге?
Более того, еще в 1955 г. Хрущев отправился в Белград мириться с Тито. Поездка в Белград для руководителя советской компартии была сродни хождению в Каноссу, ибо Тито, отлученный Сталиным, угрожавшим его «раздавить», требовал, чтобы Хрущев летел к нему, а не наоборот, и чтобы встреча была организована на партийном, а не на государственном уровне. Это и понятно, ведь Сталин обвинял главу Югославии в нарушении именно партийной дисциплины. И Тито добился этого покаяния от преемника Сталина. Он добился от него, прежде всего, признания, что в советско-югославском конфликте неправа была советская сторона. И заставил Хрущева признать, что в коммунистическом мире каждая партия и каждая страна вправе выбирать тот путь, который ей наиболее подходит. Еще один успех движения неприсоединения! Остальной советизированной Европе смысл этих договоренностей был ясен. Он заключался в признании, что господство Москвы над странами – участницами восточного блока не узаконено их приверженностью к одной идеологии.
Наконец, и это событие стало наиболее значимым, окончательно выбившим почву из-под ног Ялтинской Европы, в феврале 1956 г. на ХХ съезде КПСС Хрущев признал, что мир изменила не только неоспоримая мощь социалистического лагеря, противостоящего находящемуся в упадке капиталистическому миру, но и подъем бывших колоний или колоний, ведущих борьбу за национальную независимость (снова Бандунг), и что в результате этого противостояние не на жизнь, а на смерть непримиримых блоков может отныне смениться их мирным сосуществованием. Да, это сосуществование, ставшее возможным благодаря победам коммунизма, подразумевало со временем его распространение в масштабах всей планеты, но – мирным путем. Таким образом, в единообразии, в руководящих указаниях больше необходимости не было, каждая страна могла идти к революции наиболее подходящим ей путем. Таким образом, это признание национального пути, право на который Хрущев вынужденно уступил Тито в мае 1955 г., советский лидер спустя несколько месяцев, на ХХ съезде, распространил на весь социалистический блок.
Кроме того, в своем секретном докладе – распространенном втайне среди всех руководителей зарубежных компартий – Хрущев осудил разгром Сталиным национальных компартий, в первую очередь польской в 1938 г. Признавая, что Сталин стриг под одну гребенку «братские партии», Хрущев лишил правовых оснований всю восточноевропейскую политико-идеологическую систему, созданную в 1945 г. Хотя смысл послания читался ясно, делать из него практические выводы государственным и партийным руководителям было, разумеется, рано. Но для Польши, воодушевленной признаниями, прозвучавшими на ХХ съезде, и Венгрии, советизация которой сопровождалась исключительным по масштабам насилием, речь Хрущева стала поводом попытаться вырваться из ялтинской системы. Коммунистические вожди более благоразумных стран – Болгарии, Румынии – более трезво оценивали ситуацию: время пришло пока только для признаний, но не для ликвидации системы. Венгерское восстание, как и беспорядки в Берлине в 1953 г., были жестоко подавлены. Польше удалось избежать кровавой бани благодаря ловкости Гомулки, только что освободившегося из тюрьмы, куда его бросил Сталин. Советский порядок в Варшаве и Будапеште был восстановлен. Надолго ли?
Чего ждать после Сталина?
Вот такими новыми декорациями было обставлено возвращение к власти генерала де Голля. Он мог констатировать, что интуиция его опять не подвела. Идеология, которую он считал ловким политическим ухищрением, пошла на попятный перед проявлением национальных чувств в Белграде и, на какое-то время, в Варшаве и Будапеште. Призыв к порядку под предлогом общей идеологии не мог скрыть стремления к господству СССР, который для генерала де Голля оставался все той же вечной Россией, движимой все теми же амбициями, раскрытыми в докладе Хрущева.
Как относиться к этому СССР, который добровольно отказался от своих завоеваний в Австрии, от своего авторитета в коммунистическом мире, но оставался могущественным государством, одной из двух самых мощных в мире держав – обладательниц ядерного оружия? Да, для генерала де Голля СССР – это одновременно и Россия, историей, культурой, исключительным патриотизмом которой он восхищается, и коммунистическая, империалистическая, стремящаяся господствовать страна, идеологию и амбиции которой он с негодованием отвергает. Ленин говорил: «Поскребите коммуниста – и вы найдете филистера». Генерал де Голль считал так же, но менял смысл формулы: настоящая Россия может возродиться, отряхнув с себя коммунизм. Его воспоминания о Сталине не лишены горечи. В 1945 г. Сталин не уступил ни одному из его требований по Германии, выступал против присутствия Франции в Ялте и Потсдаме. Но Сталина больше не было, и его преемники уже изменили картину международных отношений. Они внесли вклад в окончание войны с Кореей. А в Индокитае, где СССР до 1954 г. открыто поддерживал Хо Ши Мина, преемники Сталина Хрущев и Маленков впоследствии стали проявлять определенную сдержанность.
Генерал де Голль мог сделать вывод, что, несмотря на кризисы, имевшие место в советской сфере влияния, СССР демонстрировал необычайный рост своего могущества. Он обладал ядерным оружием, а в 1957 г. вышел в космос. Серьезное научное достижение с конца 1957 г. до неузнаваемости поменяло конфигурацию стратегических отношений между двумя великими державами. 4 октября СССР вывел на орбиту первый искусственный спутник Земли, за которым 3 ноября последовал второй. В одном из отсеков «Спутника-2» находилось живое существо, собака, которая, впрочем, прожила всего 5–7 часов. Это достижение радикально изменило отношения между Востоком и Западом. До тех пор США имели полное преимущество над СССР, поскольку их территория оставалась вне досягаемости для советских ракет, в то время как американские бомбардировщики В-52 могли без труда достичь советской территории, а американские базы, расположенные по периметру СССР, делали Советский Союз крайне уязвимым перед таким стратегическим соседством. Вообще-то уже 27 августа 1957 г. ТАСС сообщил о состоявшемся в СССР успешном запуске «сверхдальней, межконтинентальной, многоступенчатой баллистической ракеты». Но это сообщение прошло практически незамеченным или же было отнесено на счет советской пропаганды, в то время как вывод на орбиту спутника двумя месяцами позже воспринят как подтверждение технического прогресса СССР и окончание эпохи стратегического доминирования США. Американцев это событие привело в крайнее смятение. Президент Эйзенхауэр попытался преуменьшить его масштаб. Но оно привело, согласно опросам общественного мнения, к падению его рейтинга, после чего американский ученый-ядерщик Эдвард Теллер заявил: «США потерпели более серьезное, более тяжелое поражение, чем в Перл-Харборе»77.
