Я в замешательстве поворачиваюсь к нему.
Он открывает дверцу, поджимает губы и хмурится.
— Останься.
— Я прошу тебя остаться.
Я моргаю.
Водитель оборачивается, бросая на нас усталый взгляд.
— Нам просто нужна минутка, — говорит ему Эд. — Потому что ты теперь другая. Я имею в виду, что ты все еще заноза в заднице, но совсем другая, с которой, учитывая все, я могу справиться намного лучше.
Он тяжело сглатывает.
— Послушай, все сводится к тому, что если с тобой что-нибудь случится, я никогда себе этого не прощу. Поэтому я хочу, чтобы ты осталась.
— Решайтесь, ребята, — рычит водитель.
— Я опять напортачу. Это данность, Эд.
— Знаю. Я открываю рот, но слова не выходят.
— В твоей жизни сейчас бардак, и, честно говоря, в моей тоже. Но жить одной — это не выход, — Он протягивает мне руку. — Давай.
Я все еще сомневаюсь.
— Пожалуйста, Клем.
Я с вещами снова на тротуаре. Такси исчезает в ночи, радуясь двадцатке чаевых.
Я бросаю на Эда встревоженный взгляд, и он отвечает мне тем же.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
— И я надеюсь.
Глава 7На следующее утро я застаю Эда в ванной. Он чистит зубы, одетый в лишь в пижамные штаны. Я стараюсь не пялиться, но кто бы удержался при виде такого великолепия? Боже мой, все эти мышцы и татуировки…
— Привет, — с придыханием здороваюсь я.
— Привет.
Горди выходит из комнаты сразу за мной и, увидев Эда, радостно виляет хвостом.
— Он спал с тобой на футоне? — спрашивает Эд с полным ртом белой пены от зубной пасты.
— Нет.
— Лгунья.
Чтобы не выдать себя, я молчу, потом меняю тему:
— Я собираюсь вывести Горди на улицу, чтобы он мог сделать свои дела.
Эд качает головой, а я иду за поводком и пакетами для собачьих какашек.
Прошлым вечером, после того как Эд не позволил мне уехать, мы почти не разговаривали. Оба держались сдержанно, настороженно. Поужинали, потом посмотрели кино, сидя на разных концах дивана. «Крепкий орешек» — отличный фильм. До амнезии у меня был хороший вкус на фильмы. И на мужчин.
— Ты сегодня рано, — говорю я, когда возвращаюсь с прогулки и насыпаю Горди собачьи галеты, которые он с жадностью ест.
Эд, к большому моему сожалению, теперь полностью одет. Он носит серые джинсы, белую футболку и кроссовки.
— Я провожу тебя на работу. Если поторопишься, можем пойти по набережной. Это немного в стороне, но тебе там нравилось.
— Спасибо, но не обязательно это делать.
— Я провожу тебя на работу, а потом с работы. Книжный открывается в десять и закрывается в шесть тридцать, верно?
— Верно, но…
— Все в порядке, Клем. — Эд протягивает чашку свежезаваренного кофе. — Вот, выпей, а потом иди собирайся.
— Ладно. Спасибо. — Я беру чашку. — Так у нас было раньше: ты делал кофе, а затем провожал на работу?
— Почти, — отвечает Эд, не глядя на меня. — Иногда я работаю допоздна, поэтому специально провожал на работу, чтобы побыть подольше вместе.
— Понятно.
— Ты всегда так чертовски долго собиралась.
— Наверное, тогда у меня было больше волос.
— Наверно. Если я не вставал первым, то принимал душ, когда ты причесывалась и красилась в ванной. Ты всегда сердилась, что зеркало запотевает и тебе ничего не видно.
— По-моему, это чудовищное преступление. Не знаю, как ты живешь с самим собой после такого.
Эд слегка улыбается.
— Теперь расскажи мне что-нибудь хорошее о том, когда мы были вместе.
— Х-м-м. — Он кидает чайную ложку в раковину. — Каждое утро, просыпаясь, я видел твое лицо. Раньше мне это нравилось.
Я не знаю, что сказать и молчу.
— Иногда в обеденный перерыв ты ходила в «Святой Пончик», — продолжает Эд. — Ты брала целую коробку и приносила в тату-салон. В те дни тебя все просто обожали.
Мой желудок делает какой-то странный кульбит. Голос Эда глубокий, чуть грубоватый и немного отстраненный, но не в плохом смысле. Как будто ему приятно об этом вспоминать. В этих воспоминаниях я не была требовательной или злобной. Неплохо для разнообразия. Но, тем не менее, я опасаюсь того, как легко Эд пробуждает во мне разные эмоции и желания. Я напоминаю себе, что раньше у нас с ним все пошло наперекосяк. Возможно, он и не изменял мне, но между нами точно что-то было не так, если я поверила в такое. Или, может быть, я хотела уйти, и обвинение в измене стало поводом. Или, может быть, Эд передумал делать предложение, и мое обвинение было хорошим предлогом, чтобы отпустить меня. У меня появляется ноющее чувство, что я уже шла по этому пути раньше, и это не закончилось ничем хорошим.
Интересно, у Эда схожие чувства?
— Лучше собирайся, а то опоздаем, — говорит он и подносит чашку к губам, давая понять, что закончил разговор.
— Да, точно.
*** *** ***
Мы идем вдоль Торговой улицы к книжному магазину. Так путь длиннее, но интереснее. Рестораны, отели и сувенирные лавки. Причалы, лодки и вода. Мне нравится быть в городе, и мне нравится запах океана. В пригороде, где живет Френсис, хорошо, но не так, как здесь. Здесь чувствуется жизнь и характер. Именно то, что можно ожидать от старого морского порта с богатой историей. Нельзя сказать, что по дороге мы дружески болтаем, но на этот раз я не возражаю. Эд, вроде бы, сейчас меньше меня недолюбливает, но все деньги я на это не поставлю.
У книжного Эд наклоняется, словно собирается поцеловать на прощание, но потом неловко отворачивается. В нем, вероятно, говорила привычка, но лучше нам не целоваться случайно или как-то еще. Я бы, конечно, не отказалась, однако Эд будет чувствовать себя неловко.
Френсис снова приходит в магазин навестить меня. На этот раз это больше походит на сестринскую заботу, а не надзор, что приятно. Мы обедаем в удивительном устричном ресторанчике на набережной. Айрис даже закрывает магазин, чтобы пойти с нами. Немного выпив, она рассказывает о своих бывших мужьях. Несмотря на то, что первый умер, второй был обманщиком, а третий оказался гомосексуалистом, в душе Айрис остается безнадежным романтиком. Сейчас она встречается с владельцем магазина мороженного — щеголеватым сицилийским джентльменом, который «просто гангстер в постели». О последнем мне совсем не обязательно было знать.
