Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
рано приглашали переболевших на донацию: их кровь еще не содержала нужного уровня защитных антител. Все же некоторым больным переливание плазмы помогло, хотя эффект оказался не таким, какой ожидался: плазма защищала сосуды, потерявшие герметичность из-за этого инфекционного заболевания.
Страшная эпидемия припасла для нас еще один сюрприз. Собрать плазму переболевших оказалось непросто: общество стало обвинять их в сговоре с демонами, мол, только так можно было выжить — в предыдущие-то эпидемии люди не излечивались. Выздоровевших изгоняли из деревень и даже убивали — столь велика была ненависть к тем, кто избежал лихорадки Эбола. Когда во время пандемии SARS-CoV-2 заговорили о возможности переливания больным плазмы выздоровевших, у нас возникло ощущение дежавю. Первые трансфузии, применяемые для лечения этой болезни, показывают весьма слабые результаты, и сейчас, когда мы пишем эту книгу, трудно оценить целесообразность такого переливания[81].
Еще одна инфекция, известная во многих уголках мира, которая принимает форму эпидемии, — лихорадка денге, вирусное заболевание, вызывающее ломоту в суставах и, как следствие, специфическую походку, отсюда и его название (от испанского dengue — жеманство, манерность). У пациентов сильно поднимается температура, появляются боли, страшная слабость, а иногда и шок. Вдобавок к этому, как при всех геморрагических лихорадках, кровоточат сосуды. Еще не все процессы, происходящие в организме больного лихорадкой денге, изучены, но известно, что его тромбоциты разрушаются и перестают защищать сосуды.
В определенных случаях это заболевание может привести к летальному исходу. На самом деле существует четыре разных вируса, распространенных в разных частях земного шара, и, по довольно странному иммунологическому механизму, антитела к одному вирусу не только не защищают от другого, но и усугубляют развитие болезни. Такой печальный опыт был у одного из авторов этой книги: сначала он тяжело переболел в Океании, а когда снова заразился в Южной Америке, ему было еще хуже — уровень тромбоцитов упал почти на 90 %! Не так давно от лихорадки денге появилась вакцина. Но спасет она, к сожалению, не всех, и здесь ничего нового: вакцины в первую очередь предназначаются тем, кто способен их купить, а это меньшая часть населения планеты (вдобавок препарат противопоказан при определенных параметрах работы иммунной системы и потому стоит особняком в реестре вакцин, если оценивать его по соотношению риск-польза).
Исследовать любой ценой?
Доступность крови для изучения позволила ученым-медикам многое о ней узнать, добиться значительных успехов. Однако в гематологии, как в любой области науки, случались перегибы. Некоторые примеры показывают, что исследования, к добру или нет, порой велись бессистемно.
Сегодня медицинская наука рискует увязнуть в виртуальном пространстве, скоплении баз обезличенных данных, лабиринтах противоположных мнений, обнародованных средствами массовой информации, которые любят представлять противоречивые точки зрения, когда каждый специалист смотрит на проблему со своей колокольни. Таким образом, сфера ответственности науки теряет определенность. Между тем чрезмерная специализация медицины не позволяет ей стать по-настоящему холистической[82], рассматривать человека в целом: не только его тело, но и психику, эмоции и т. д. Однако поддерживать и развивать исследовательскую деятельность необходимо. Причем фокус внимания должен быть направлен на интересы пациентов, а не ученых или предпринимателей, опыты должны проводиться не на пациентах-объектах, а вместе с пациентами-субъектами. И конечно же, такая медицина обязана иметь строгие этические принципы. Следующие примеры демонстрируют, как по-разному совершались открытия.
Британский хирург Денис Парсонс Беркитт проделал свое исследование с помощью карандаша и блокнота, перемещаясь из одного региона Африки в другой. Он терпеливо фиксировал состояния своих пациентов. Решающими стали наблюдения за ребенком с опухолью челюсти. В 1958 году Беркитт со своим коллегой Денисом Райтом опубликовал в одном английском журнале, посвященном хирургии, статью, где описал заболевание, которое сегодня носит его имя, — лимфома Беркитта. Он выявил, что такие опухоли поражают преимущественно молодых людей, которые проживают в определенных африканских регионах (тех, через которые проходит изотерма[83] 16 °C, теперь их называют «поясом Беркитта»), в зонах распространения малярии, в дурных условиях, и что у всех пациентов имеются признаки мононуклеоза — болезни, вызываемой, как мы теперь знаем, вирусом Эпштейна — Барр. Беркитт стоял у истоков прогностической медицины и ее венца — «географической онкологии». Одному из нас довелось в 1980-х годах присутствовать на публичной лекции Дениса П. Беркитта. Какое же это было выступление!
Другой герой, вернее, героиня гематологии — английская медсестра Джина Уорд. Именно благодаря ей в 1950-х годах появилась светотерапия. Уорд взяла за правило записывать показатели уровня билирубина (продукта распада гемоглобина) у всех новорожденных, за которыми ухаживала. Отмечала она и месторасположение кроватей младенцев. Как говорят, Уорд заметила, что кожа у детей, размещенных рядом с окнами, была менее желтушной, чем у тех, кто находился дальше от источника света. Никто из врачей не принял слова медсестры всерьез, кроме одного интерна, доктора Кремера. Он продолжил наблюдения, подтвердил результаты и установил, что свет эффективно расщепляет билирубин. Так появилась светотерапия. Свободный билирубин чрезвычайно токсичен для нервной ткани, и когда его уровень в крови новорожденных и некоторых взрослых пациентов высок, этот врачебный метод до сих пор применяют, чтобы снизить риск повреждения головного мозга.
Маляриятерапия
Две другие истории, от которых ученого XXI века бросает в дрожь, рассказывают, как недомыслие и безрассудство позволили сделать успехи в области медицины, но ужасающе негуманными методами. Мы приводим эти примеры не для того, чтобы критиковать деятелей медицины, а чтобы показать, насколько важны этические нормы, система контроля и правовая база, принятые, несмотря на возражения некоторых ученых, ратующих за свободу и персональную ответственность исследователей.
Маляриятерапию, этот странный метод лечения малярией, изобрел австрийский врач Юлиус Вагнер-Яурегг, удостоенный в 1927 году Нобелевской премии в области медицины за открытие терапевтических свойств заражения малярией при прогрессивном параличе.
Вагнер-Яурегг был, похоже, личностью неоднозначной. В годы Первой мировой войны он лечил солдат от посттравматического стрессового расстройства электрошоком. Такая терапия была столь мучительной, что многие пациенты если не умирали во время сеансов, то кончали с собой. Тогда Вагнер-Яурегг сумел избежать обвинения в жестоком обращении с пациентами благодаря защите своего друга Зигмунда Фрейда. Позже он стал нацистом, поддерживал евгенику и принудительную стерилизацию «генетически нечистых».
Всю жизнь Вагнер-Яурегг исследовал возможности пиротерапии — лечения болезней с помощью искусственно спровоцированного повышения температуры тела человека. Он заражал пациентов с психическими расстройствами туберкулезом и вызывал у них рожистое воспаление (вторичную форму стрептококковой инфекции), но желаемого эффекта не достиг. В 1917 году он попробовал инфицировать сифилитиков, имеющих церебральные осложнения, возбудителем малярии (Plasmodium vivax), который впоследствии можно было уничтожить хинином. В отношении психозов лечение было бесполезным, зато длительная лихорадка убивала термочувствительный патоген Treponema pallidum[84].
Однако
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
