Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
передана при трансфузии. Эти методы, их называют инактивацией (что не вполне верно) или редукцией (что точнее) патогенов, работают только в отношении возбудителей, имеющих генетический материал, ДНК или РНК. Но увы, они все еще не могут обезопасить нас от заражения прионами[76] при трансфузии. Правда, во всем мире выявлено лишь четыре таких случая, но переливание крови вызывает у людей иррациональный страх, независимо от уровня риска.
Атавистические и новейшие страхи
Среди прочих фобий в коллективное бессознательное вошла боязнь двух очень заразных болезней. Первая из них — уже упомянутая малярия. Она веками пугала народы. Историк медицины Жан Теодоридес{7} проанализировал описания малярии в литературных произведениях Луи-Фердинанда Селина и Примо Леви. Выбор этой болезни здесь неслучаен: в книгах персонажи так часто оказываются прикованы к постели приступом малярии, что художественную литературу можно рассматривать как источник информации о тропических болезнях. Как правило, эти персонажи живут в тропических и экваториальных широтах Америки (в Амазонии), в Африке, Азии и Океании (в более старых романах встречаются случаи заболевания в болотистых землях Европы и Cредиземноморского бассейна), иногда даже описаны клинические проявления четырех- или трехдневной малярии (приступы этих форм болезни повторяются каждые четыре или три дня), с которыми нетрудно связать тот или иной вид паразита крови. В художественной литературе можно прочитать и о серьезных случаях, в том числе гемоглобинурийной лихорадке{8}, крайне тяжелого осложнения малярии, возникающего — теперь-то мы это знаем — как своего рода аллергическая реакция на хинин, лекарство от малярии. В этом парадокс ее лечения. Кстати сказать, вещество, открытое учеными около двух веков назад, издавна применялось в народной медицине индейцев.
Приступы малярии как таковые ушли в прошлое. Может, из-за чрезмерного использования медикаментов для предотвращения развития инфекции, а может, сам паразит по-другому стал функционировать, но теперь они наблюдаются редко, а малярия вызывает разве что обычный жар — так скажет врач пациенту, вернувшемуся из путешествия с температурой.
Однако у наших современников сохранился врожденный страх перед этим заболеванием. Один из нас был свидетелем приступа паники у своих коллег, с которыми работал в Африке, в эндемичной[77] по малярии местности. Они жили в пригороде Дакара, и когда у их девятимесячного сына сильно поднялась температура, отец понес его в диспансер при женском монастыре. Но мать не успокаивалась, и мы вместе отправились туда же, чтобы проверить, правильно ли были выполнены лабораторные исследования, расшифрованы результаты и назначено лечение. Анализы не выявили инфекции, зато у малыша было сильное слюноотделение, затрудненное дыхание и сыпь на ягодицах — у него резались зубки!
Эта история показывает, насколько сложно не думать о возможном заражении малярией, особенно в эндемичных районах, и не начать принимать для профилактики лекарства, ненужные и даже вредные, так как они вызывают привыкание паразитов к медикаментам[78]. Вполне возможно, что эти родители, выйдя из диспансера, пошли бы на рынок и купили своему ребенку сироп с хинином. Вот только что за хинин содержал бы этот сироп, который произвели и хранили без контроля качества?
Как бы то ни было, ВОЗ по-прежнему называет малярию одним из основных смертельных заболеваний, наряду со СПИДом, туберкулезом, респираторными инфекциями и инфекциями желудочно-кишечного тракта (у детей). Тут стоит рассказать о другом случае из нашей практики, на этот раз произошедшем в Южной Америке. Врач скорой помощи сообщил нам о пациенте, поступившем в состоянии комы, у которого вот уже несколько дней не сбивалась температура, — таким его обнаружили жители деревни. Пациент почти не выделял мочи — разве что несколько капель темно-коричневого цвета. Анализ крови показал, что уровень зараженных паразитом эритроцитов приближался к 25 %, это нас ошеломило, ведь даже с 1–2 %, а иногда, в зависимости от вида инфекционного агента, и с меньшим количеством человек считается серьезно больным, даже при 0,1 % уже могут проявляться тяжелые симптомы.
Двадцать пять процентов — это значит, огромное количество эритроцитов уже разрушилось, выпустило в кровоток гемоглобин и железо в токсичной свободной форме, забило фильтрующие клетки почек, отчего моча и стала почти черной. Анализируем плазму: она оказывается красно-коричневого цвета и совершенно не прозрачной. Несмотря на такой уровень паразитемии[79], органы — головной мозг, печень, легкие и другие — были затронуты лишь частично, потому-то пациент все еще оставался жив. Но болезнь развивались стремительно — мы были бессильны. Он умер на наших глазах в считаные минуты.
Кровавые фильмы ужасов
Геморрагическая лихорадка часто описывается в художественной литературе и демонстрируется в кинематографе. Надо сказать, эта болезнь наносит сокрушительный вред организму: стенки сосудов повреждаются, что приводит к внутренним кровотечениям и синякам на коже.
Сюжеты триллеров, с участием вируса, вызывающего геморрагическую лихорадку, к примеру Эбола[80], строятся классически: террористы завладевают вирусом из лаборатории какого-нибудь нерадивого ученого, чтобы посеять хаос в мире. Теории заговора не обошли стороной и SARS-CoV-2. Несмотря на убедительные научные данные, доказывающие естественное происхождение этого вируса, как и многих других, перешедших от животного к человеку, распространяются слухи, что его создали китайские ученые. Другие любители всякой ерунды, появляющейся в СМИ, считают, что этот вирус вышел из американской лаборатории.
В действительности природе не нужны безответственные ученые или преступники, чтобы создавать смертоносные вирусы, хотя некоторая доля неумышленной вины за их появление все же лежит на человеке, ведь он осваивает леса и одомашнивает их обитателей, которых не следовало бы трогать.
Некоторые варианты вирусов либо вызывают геморрагические лихорадки, либо потенциально на это способны. В 2013–2015 годах вирус Эбола выкосил население нескольких западноафриканских стран. Почти все мы, французские врачи, поначалу недооценили эту лихорадку: думали, она поведет себя, как и предыдущие, — вспыхнет, словно сухая трава, и исчезнет в никуда, а потом лишь одиночные случаи изредка будут фиксироваться то тут, то там. Наши размышления подкреплялись макиавеллиевским доводом: этот тип лихорадки убивает настолько быстро, что эпидемия не успеет разразиться.
Увы, мы ошибались по всем статьям: эпидемия распространилась и унесла гораздо больше жизней, чем предполагалось, отчасти потому, что, к удивлению медиков, болезнь развивалась не у всех носителей. Вместе с другими врачами мы написали открытое письмо генеральному директору ВОЗ с просьбой разработать документ, регламентирующий заготовку определенного вида плазмы для переливания в случае крайней необходимости{9}. Тогда мы уже начинали понимать, что трансфузия плазмы выздоровевших людей способна помогать в борьбе с болезнью{10}. У немалого количества доноров крови (в Конго) были обнаружены серологические маркеры перенесенного заболевания. Вот только при заборе крови медики действовали по схемам, утвержденным для других инфекций, поэтому слишком
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
