оставили вина или хотя бы дратхи — выпей она полкубка, было бы легче… А что, собственно, ее ждет? Лейлис очень смутно представляла себе, что происходит между мужчиной и женщиной. Ей не с кем было об этом поговорить — мать умерла, старшие сестры были далеко, а у леди Отты она ни за что не стала бы спрашивать о чем-то подобном. В книгах, которые Лейлис читала, были наставления и поучения для жен, в которых говорилось, естественно, что мужа нужно слушаться, угождать ему, быть ему опорой… по сути, книги повторяли то, что и так содержалось в принесенных ею брачных обетах.
Лейлис слезла с постели и пошла босиком в угол комнаты, где поставили сундук с ее вещами. Она достала футляр с молитвенными статуэтками, собираясь попросить совета у Ноэраты — самого почитаемого в Долине женского божества. Ноэрата была одновременно богиней-покровительницей брака и блуда, а так же красоты, любви, природы, деторождения и еще много чего, ее традиционно изображали в виде обнаженной девушки с длинными волосами и пышной грудью. Парадоксально, но именно с этой светлой и доброй богиней был связан обычай приносить в жертву детей, закапывая их заживо на свежевспаханной ниве. Лейлис поставила фигурку на крышку сундука и опустилась на колени, на лохматую медвежью шкуру. Но едва начав произносить слова молитвы, девушка заметила, что статуэтка Ноэраты абсолютно черная, как будто сделана из агата, а не полупрозрачного кварца. Лейлис поднесла ее ближе к камину, чтобы рассмотреть получше, и поняла, что это не игра света — статуэтка действительно почернела и даже не отражала на себе блики огня. Лейлис даже на всякий случай вытерла ладонь о ткань белой сорочки, будто ожидая, что на ней окажется сажа. В волнении она достала две другие статуэтки и осмотрела их со всех сторон. У Баэля на месте одного глаза вместо маленького изумруда темнел провал, и камушка нигде не было, а халцедоновый Аввирон весь был покрыт трещинами и небольшими шершавыми сколами. Все три статуэтки были совершенно холодными на ощупь. Лейлис убрала фигурки в футляр, закрыла сундук и вернулась в постель.
Она чувствовала себя уставшей и измученной, но спать было нельзя, полагалось ожидать супруга. Интересно, внизу шумное веселье в самом разгаре или уже подходит к концу? Лорд Рейвин непринужденно смеется и веселится с остальными, или держится так же чопорно и официально и ждет, когда можно будет уйти и присоединиться к супруге? Лейлис вдруг вспомнилась глупая шутка Шенни о том, что у северян принято делиться женами, и она начала бояться, что лорд Рейвин придет не один. Она не хотела спать ни с ним, ни с кем-то другим, она хотела домой. Постепенно страх сменился жалостью к себе. Лейлис чувствовала себя несчастной и одинокой, как никогда прежде.
Лорд Рейвин пришел чуть позже полуночи. Лейлис услышала его шаги еще на лестнице, ведущей в альков перед опочивальней, и задрожала под покрывалом, борясь с желанием укрыться им с головой. Она не знала, полагается ли ей встать и поприветствовать его или остаться лежать, поэтому только приподнялась на кровати, не отдавая себе отчета, натянула покрывало до подбородка. Рейвин молча глянул на нее и начал раздеваться. Снял темно-синий с черными вставками дублет и расшитый серебром пояс с перевязью, потом стянул короткие, едва до колен, сапоги и кожаные бриджи. Вещи он небрежно кинул на кресло возле камина, но меч аккуратно установил на подставку, золотую цепь и кольца, которых носил не меньше полудюжины, сложил в шкатулку на прикроватном столике. Оставшись в одной льняной сорочке, он забрался на постель рядом с Лейлис и настойчиво потянул край покрывала, откидывая его к изножью кровати. Девушка была бы благодарна ему, если бы он закрыл камин чугунной заслонкой и потушил свечи, но лорду Рейвину свет в спальне не мешал.
Лейлис, обняв себя за плечи, смотрела на мужа и ждала, что он сделает в следующую минуту. Он протянул руку и легонько погладил ее по щеке, потом по волосам, пропуская между пальцами волнистые пряди, в свете очага переливающиеся, как червонное золото. Он и до этого прикасался к ней — поднимал на руки, помогая залезть на лошадь или спешиться, целовал, когда того требовали правила этикета, а ведя ее куда-то, брал под руку, — но все это было другое, часть куртуазной, а не интимной жизни. Теперь все было иначе, по-настоящему. Когда холодные пальцы скользнули по ее обнаженной шее и ниже, под кайму сорочки, по коже побежали мурашки.
— Лорд Рейвин… я… — начала Лейлис, не совсем даже понимая, что собирается ему сказать, но он прижал палец к ее губам и покачал головой. Значит, говорить нельзя, по крайней мере, без разрешения. Муж уложил ее на подушки и начал неторопливо целовать. Лейлис жмурилась и упиралась руками ему в грудь, будто пытаясь оттолкнуть от себя, но так слабо, что он, наверное, даже не заметил. Губы у него немного шершавые и сухие, а щеки, хоть он брился утром, слегка колючие. Лейлис полагалось бы радоваться, что муж дарит ей ласки и поцелуи, вместо того, чтобы сразу накинуться и получить то, на что имеет полное право. Но отозваться на его ласки и нежностью выразить свою благодарность супругу девушка не могла, вместо этого просто лежала под ним, вся напряженная, дрожащая, с застывшим на личике растерянно-испуганным выражением.
«Все хорошо. Это правильно. Мы женаты, мы можем это делать, в этом нет ничего плохого», — твердила про себя Лейлис, пытаясь успокоиться, но эти мысли против воли подталкивали к другому выводу — они женаты, и он может делать с ней все, что ему угодно. Когда Рейвин аккуратно развязал шнуровку ее сорочки, доходящую до живота, и спустил ткань к талии, Лейлис не выдержала, приглушенно всхлипнула и прикрыла маленькие острые грудки руками. Зачем он ее раздевает? Он ведь давно уже хочет, так мог бы просто задрать ей сорочку и сделать это, и чтобы все поскорее закончилось… Но Рейвин не торопился, растягивая удовольствие. Он настойчиво отвел ее руки, заставив вытянуть вдоль тела, и успокаивающе поцеловал в щеку. Он поглаживал ее груди и нежную кожу под ними, легонько сжимал сосочки, пока они не затвердели и не заныли, потом поочередно касался губами…
Он не был груб и не делал ей больно, но Лейлис не могла расслабиться и довериться ему. Из головы вылетели все мудрые советы и наставления из книг, она все силы тратила на то, чтобы не разрыдаться. «Я плохая, негодная жена, которая не может угодить
