— Не обязательно. Просто я попросил, чтобы сообщили, когда заправят вертолет.
— Учения? Маневры? Поэтому вы в военной форме?
Он хмыкнул и допил чай.
— Просто в вертолете очень тесно, там не развернешься в кашубии. За все цепляется. Длинная. Ужасно мешает. — Он улыбнулся и вздохнул. — Как же мне не хочется от вас уходить!
Я погладила волоски на его руке.
— Не уходите.
Он опять вздохнул и поднялся.
— Увы, не могу. Но завтра обещаю сделать все, чтобы познакомить вас со звездами!
Я тоже встала.
— Чувствую, что у вас какие-то очень большие проблемы.
Он вскинулся:
— Так заметно?
— Да. Скажите, что-то случилось? Вы ведь только что прилетели и почему должны опять улетать? Вы же в отпуске!
— Нурали сегодня прооперировали, — помолчав, сказал он. — Гнойный аппендицит. Прорвался.
— Перитонит?
— Да, кажется, так называется. В медицине я не силен. Надо отвезти к нему Фариду, его мать.
— А это будет уместно, если я полечу вместе с вами? Мне бы тоже хотелось поддержать Нурали.
Он взял в свои ладони обе мои руки.
— Спасибо. Но не стоит. Со мной полетит еще один его родственник. А вместо Фариды с вами будет Зейнаб, ее внучка. И я вас очень прошу, не разгуливайте днем по стоянке…
— …Без платка?
— Не разгуливайте по стоянке одна! Вы даже себе не представляете, как действуете на наших мужчин. А они очень горячие и темпераментные.
— Боитесь, что на меня кто-нибудь нападет?
— Никто вас не обидит. Ручаюсь! Но пожалейте их и их жен. Ведь им достаточно лишь взгляда мужа на другую, чтобы сгорать от ревности. Пожалуйста, будьте только с женщинами.
— Может быть, мне вообще не выходить из шатра?
— Но вы ведь еще не закончили свои исследования? Вы — мой гость, и, повторяю, вас здесь никто не обидит. Кроме того, часть моей охраны тоже останется.
— Чтобы я не сбежала?
— Опять за свое? — Он на мгновение повеселел. — Во-первых, вам наверняка понадобится подзарядить аккумуляторы вашей камеры или ноутбука. А во-вторых, есть машина с радиостанцией, и вы всегда сумеете связаться со мной.
— Подождите. Выходит, вы сейчас не вернетесь? Я не увижу вас до самого завтрашнего вечера?
— Эльза. — Он держал мои руки и смотрел мне в глаза. — Эльза.
— Да. Я все понимаю. Иногда вам нужно немного поруководить страной.
Он тихо рассмеялся.
— Вы умница. До завтрашнего вечера! — Отпустил мои руки и пошел из шатра.
Я бросилась следом.
— Вы даже не поцелуете меня на прощание?!
Он замер.
— Я не собираюсь прощаться. Посмотрите. — И показал на небо. — Миллионы звезд! Вы когда-нибудь видели столько?
Говорить я не могла: полное ощущение, что мы можем вообще никогда больше не увидеться. И он тоже это знает и боится не меньше, чем я.
— Что бы там ни случилось, моя пери, но даю вам слово, завтра вечером мы будем вместе смотреть на звезды.
— А вдруг… Вдруг завтра не будет видно никаких звезд?
— Исключено. Небо покажет нам все звезды, я уж постараюсь.
Он бросил на меня последний взгляд и быстро зашагал между шатрами. Перед многими из них горели костры, и его фигура, становясь все меньше, то вдруг возникала, то опять терялась в темноте. Вокруг костров люди занимались ужином. До меня долетал их гортанный говор, тянуло запахом жареного мяса. Порой взлаивали собаки. Откуда-то донеслись звуки дребезжащей музыки. А надо всем этим простиралось огромное иссиня-черное, как глаза моего принца, небо с просто невероятным количеством звезд, среди которых золотой лодочкой плыл месяц. Я обрадовалась ему, как старому знакомому, — ведь эта золотая лодочка плыла и вчера над внутренним двориком, где тихо журчали струи фонтана, дремал белый павлин, и волшебный круг горящих светильников отделял нас с моим принцем от остального мира…
Кто-то тронул меня за рукав. Я обернулась.
Женщина сказала:
— Зейнаб, — и склонила голову.
Утром именно она показывала мне, как вышивают золотой нитью и бисером. У нее было две девочки, лет восьми и шести, которые уже довольно уверенно владели иголкой. Я снимала их за работой, и Зейнаб, похоже шутливо, комментировала свои действия, потому что остальные женщины весело посмеивались. Сейчас лицо Зейнаб было сосредоточенным и строгим. Если она — внучка Фариды, значит, Нурали и ее родственник. Как же мне выразить жестами свое сочувствие и поддержку?
Послышался звук взлетающего вертолета. Мы обе посмотрели на небо в том направлении. Серебристый силуэтик стрекозой поднимался вверх.
— Эмир, — сказала Зейнаб.
— Фарида, — сказала я. — Нурали. — И обняла Зейнаб.
Она сначала напряглась и попыталась освободиться, но я гладила ее спину и повторяла:
— Зейнаб, Зейнаб. Все хорошо, Зейнаб…
Она обмякла, и я почувствовала, что она плачет. И сама вдруг тоже заплакала. Шум вертолета стихал. Серебристая стрекоза растаяла в темноте. Мы тихо плакали и гладили друг друга. И в этом было какое-то невероятное облегчение.
Затем концами своих покрывал она вытерла слезы, присела и пальцем стала чертить на песке фигурки, приговаривая:
— Фарида. Ахмет. Рашид. Джамиля. Нурали. Гасан. Тамиля. Таир. — Посмотрела на меня.
Я кивнула, мол, понимаю, это дети Фариды.
Она повторила, показывая пальцем на значки:
— Фарида. Ахмет, — и около Ахмета нарисовала еще несколько, сопровождая их разными именами. При имени «Зейнаб» показала на себя и уже рядом с этим значком символически изобразила двух своих дочек.
Я понимающе кивала. Она показала на меня и отдельно нарисовала еще одну фигурку.
— Эльцза! — Ее заплаканное лицо вдруг повеселело. — Эмир! — И тонкий палец пририсовал живот моей фигурке…
От растерянности я невольно охнула.
Она оживленно заговорила, одобряюще закивала и стала чертить вокруг «Эльцзы» много фигурок, повторяя:
— Эмир! О! Эмир!
Я отрицательно замотала головой и замахала руками. Она недовольно посмотрела на меня, резко стерла вокруг «Фариды» все фигурки, кроме одной:
— Нурали! — И, подняв вверх один палец, сделала вид, что плачет, а в результате не смогла сдержать настоящих слез.
Я опять обняла ее. Но она вывернулась и потянула меня за рукав, определенно зовя куда-то. Я пошла за ней, и мы оказались у костра, вокруг которого были только женщины и дети. Они ужинали. Завидев меня, все вскочили на ноги и стали кланяться. Я замахала руками, мол, не надо, не надо, но по жесту Зейнаб поняла, чего от меня ждут, и присела к костру. Все засуетились и стали меня угощать. Но то, что в эмалированной мисочке протянула мне самая старшая, даже по виду мало походило на еду. Какие-то комки мутной серой каши с черными пятнышками и устрашающим запахом…
