сопит аки младенец.
– А что удивительного? – она настолько явно обескуражена, что набегает улыбка. – У меня случился ты.
– Ш-ш-ш... – укладываю упирающуюся Веру головой себе на плечо, собирая в кулак расшатанное самообладание, и прикидываю чем бы таким отвлечься, чтобы сохранить лицо. – Спи давай, так будет удобнее.
– Фильму ещё долго? – зачем-то уточняет она, с подозрительной покорностью принимая свою участь.
Так просто? Интересно, когда уже эта бестия перестанет меня удивлять?
– Ещё половина, – откликаюсь на автомате, не веря в происходящее. Впервые вожу девушку в кино, чтобы вот так вот спокойно позволить ей бессовестно сопеть себе в шею, но это ерунда по сравнению с неожиданной мыслью, что меня такое положение дел, оказывается, устраивает. В последнее время я всё чаще начинаю мыслить, как неудачник.
Вскоре Вера затихает, а я даже добившись своего, чувствую себя дворнягой, пытающейся укусить луну в луже. Ещё одна маленькая победа, которая не приносит удовлетворения, потому что не люблю мухлевать, но проигрывать люблю ещё меньше.
Остаток киносеанса проходит странно. Убаюканный мерным дыханием Веры периодически проваливаюсь в сон, из которого меня поминутно вырывают вопли сидящего ниже придурка. Тело без движения ощутимо затекает, и размяться бы, заехав ногой по креслу бородатой истерички, да что-то постоянно останавливает. Глубоко внутри я отлично понимаю, что – упрямое желание чтобы она, наконец, увидела во мне мужчину, а не безалаберного юнца. Только с моим характером это маловероятно. Если постоянно гасить свои порывы, то недолго превратиться в унылый овощ. Кто любит унылые овощи? Точно не молодые красивые девушки.
Чёртов спортивный интерес, мало мне пари, теперь ещё и тёрки с самолюбием.
Впрочем, к тому моменту, когда время показа близится к завершению, в моём мозгу вызревает гениальный в своей простоте план, как приручить Веру, оставаясь при этом самим собой.
– Просыпайся, Поплавская, ты мне всю шею обслюнявила, – елейно шепчу в аккуратное ушко не в силах больше считать секунды до появления финальных титров. Мои губы почти касаются бархатной мочки. Прикусить её хочется сильно, но я кремень – отворачиваюсь к экрану, буквально слыша, как ворчит весь организм.
– Очень смешно, – хрипло усмехается она, словно для усиления эффекта теснее вжимаясь грудью мне в плечо.
– Поехали ко мне, я тебя ещё не так рассмешу, – произношу как можно равнодушнее и чуть расставляю ноги, стараясь не слишком откровенно восторгаться неожиданному путешествию Вериной ладони к моему паху. Тело тут же заполняется судорожным неподконтрольным кайфом. Что она опять затеяла? Зачем дразнит? Я и так на пределе, у меня после того раза никого не было. Не специально, само как-то вышло... вроде бы. Во рту становится сухо как в пустыне, тем не менее нахожу в себе силы криво улыбнуться. – Это расценивать как согласие?
– Слюни подбери, – проворные пальчики с таким завораживающим нажимом скользят вдоль натянутой ширинки, что смысл до меня доходит с опозданием. Аккурат к моменту, когда она жёстко сжимаёт моё вспыхнувшее мгновенной болью хозяйство. – Никакого интима. Заруби себе на носу.
Вот дрянь!
– Учти, когда ты попросишь, я не откажу, – рычу в усмехающиеся губы, мысленно аплодируя её находчивости, и на добрую треть остыв в желании завалить стерву прямо в кинотеатре. – А ты попросишь.
Вера отстраняется, демонстративно игнорируя мои слова. Ну-ну...
До тридцать первого всего пара дней, затем я заставлю её принять горькую правду.
– Спасибо за фильм, хорошо поспала. Ты досматривай, мася, а я пойду. Дела ждут.
– Я провожу.
– Не нужно.
Она мотает головой. Слишком неистово, для заявленной стойкости. Боится дать слабину? Зря, на сегодня игр достаточно.
Поднявшись, крепко обхватываю тонкую кисть, чтобы помочь Вере добраться до выхода. Ковролин порядком глушит стук каблуков, но от этого в густом полумраке он только кажется более вязким. Цок... цок... цок... в унисон с моим неровным дыханием. По руке проносится волна мурашек, когда, дойдя до ступенек, тесно переплетаю наши пальцы, чтобы она не оступилась. И снова ловлю себя на бесконтрольной улыбке. Если большое счастье состоит из маленьких мелочей, то самое острое удовольствие – из мимолётных прикосновений украдкой.
Спустя пару минут мы оказываемся на улице. Мороз моментально остужает голову и, несмотря на тёплый свитер, пробирает до самых костей. Сделав глубокий вдох, поворачиваюсь к замешкавшейся Вере. Скептично смотрю, как она пытается натянуть рукава на пальцы.
– Я, кажется, придумал, что подарю тебе на Новый год, – ехидно отмечаю, протягивая свои варежки.
Не реагирует. Смотрит исподлобья так что сомнений не остаётся – не возьмёт, даже рискуя отморозить себе конечности. Не из моих рук. Зло сплюнув в сторону, силой прячу её озябшие кисти в связанные мамой из старого распущенного свитера рукавицы.
Вера не сопротивляется, понимает, что бесполезно. Хмурится только.
– Не нужно подарков, – отрезает тихо и торопливо проходит вперёд, явно мечтая избавиться от моей компании.
– Почему? – бросаю ей вслед.
– Неважно.
– Поплавская, не беси, – схватив Веру за шкварник, резко разворачиваю заразу лицом к себе. – Мы договаривались пойти вместе.
– Я не отказываюсь.
– А что тогда? Я разве похож на экстрасенса? Одной совместной ночи мало, чтобы шарады твои щёлкать. Кстати, где ты работаешь – у отца-хирурга под крылышком, или каким-нибудь дизайнером в мамином ателье?
– Учителем, – облизывает она пересохшие губы, продолжая смотреть куда угодно, только не на меня. – Простым учителем...
– Тем более! В чём проблема, принцесса? Боишься фуфел впарю и придётся краснеть перед модными старшеклассницами?
– Боюсь, что кто-нибудь узнает свою вещь! – устало вскидывается Вера, но сразу осекается, то ли испугавшись своих слов, то ли моей на них реакции. Отразившаяся в широко распахнутых глазах растерянность слишком быстро сменяется защитной злостью. Я даже начинаю сомневаться не привиделось ли, потому что теперь они, кажется, вот-вот прожгут во мне дыры. – Для того, чтобы пустить кому-то пыль в глаза необязательно обмениваться подарками, а на большее даже не рассчитывай. Мы несовместимы, Матвей. Нельзя быть счастливой, сидя на бочке с порохом. Не с таким, как ты. Прости за резкость, но я должна была сказать. Мне жаль.
– Так это ты из жалости дала себя трахнуть? – хрипло усмехаюсь, отмечая, что она отчасти права.
– Да пошёл ты.
Я ещё и виноват. Зашибись. Хотел свидание, а получил бессмысленную грызню с налётом третьесортной драмы.
До самого подъезда иду на шаг позади, в упор не понимая зачем мне этот геморрой. Можно
