сам. Не сомневайся, этого зверя мы обезвредим.
– Я слышал эти сказки про призрачных волков, – еще тише продолжал Жук. – Да… не к ночи будь сказано… но я в них верю. В юности я жил в таких местах, где видали и не такое.
– Я тоже, – сказал дед.
По моей спине уже давно ползли мурашки, но я не подавал виду.
– Ты уверен, что ты справишься, Герман? – спросил доктор.
– Я справлюсь.
Я слышал, как Жук поднялся со своего стула. Поэтому даже не вздрогнул, когда он подошел ко мне и легонько похлопал по тому месту, откуда еще недавно у меня начинался чудесный пушистый хвост, а сейчас прощупывался лишь скромный копчик, как у всех людей.
– Я ничего не видел, – сказал он. – Ничего не видел и ничего не понял. Я верю в тебя, лесник Волков. Но хорошего ремня этому парню я бы все-таки дал.
– За что? – возмутился я скорее для порядка.
– Для профилактики, – сказал Жук. – Если ты завтра снова появишься у меня… ну, скажем, с ободранным хвостом… не говори, что я тебя не предупреждал.
Герман добродушно расхохотался. Ну, или постарался расхохотаться по возможности добродушно.
– Это все девки, – сказал он. – Девки до добра не доводят. Ох, допрыгаешься, Серый!
Я вздрогнул.
– Береги хвост смолоду, – пошутил Жук, и очень скоро мы с ним распрощались.
Мы вернулись домой уже засветло. Дед покормил меня и Карла одним и тем же жиденьким супом (ворон негодовал). Затем помог мне подняться по лестнице. Из-под моей двери тянуло сквозняком. Ну да, подумал я. Окно ведь осталось открытым.
Я помедлил, взявшись за ручку. Я подумал: а что, если…
– Даже не думай о прогулках, – сказал Герман как бы в ответ моим мыслям. – И гостей не приглашай. Выдеру.
Я немножко покраснел. Герман сунул мне в руки плед:
– Накройся получше и спи. И своих девчонок в телефоне попроси сделать то же самое.
– Н-но… – я открыл было рот, но голос опять подвел, и я замолчал. Прокушенное горло болело, глотать было больно.
– Не утруждайся, – сказал дед. – Нам еще будет о чем поговорить.
* * *
Утром я, пошатываясь, спустился вниз к завтраку. И застал там Германа с Карлом в компании двух милиционеров. Тех самых Сапегина и Михалка. Они говорили с дедом по-белорусски, и я даже не сразу начал их понимать. Они не улыбались, и пива на столе не наблюдалось. Я уже подумал, что доктор все же доложил о моих приключениях куда следует. Но, прислушавшись, понял: дело обстоит еще хуже. И в особенности у доктора Жука.
– Вы были там последними, – говорил Сапегин. – У него в телефоне звонок от тебя, Герман. Камера на улице видела твою машину. Лиц не распознать, но вас там было двое.
Михалок и Сапегин синхронно посмотрели на меня. Я не знал, что отвечать, и промолчал.
– К сожалению, мы были там не последними, – возразил дед.
– Ах, ну да. Ну да. Но более никто мимо не проезжал и не проходил до самого утра. Мы просмотрели видео. Ни единой машины, вообще никого.
– Я не спорю, – сказал дед. – Мы были у Семен Михалыча. Лечили парню пару царапин, – тут милиционеры снова посмотрели на меня. – Пустяки, упал с самоката… в розовый куст…
– Ночью? – уточнил Сапегин.
– Ну да. В темноте…
– А что случилось? – не удержался и спросил я. Лучше бы я этого не делал. Голос спросонья был хриплым, хуже, чем у Карла.
– Катастр-рофа, – гаркнул ворон, сидевший на холодильнике.
Теперь милиционеры посмотрели на него.
За всех ответил Сапегин:
– Фельдшера Жука нашли утром на его террасе. В луже крови. С разорванным горлом. Хорошо еще, что его жена – тоже врач. Она оказала первую помощь. Потерпевшего увезли в город, в критическом состоянии.
Мне стало страшновато. Дед хмуро смотрел на меня. Он знал, что я знаю, в чем дело. Но я знал и то, что он не был бы рад, если бы я рассказал о том, что знаю.
– Жену мы тоже опросили, – проговорил Михалок. – Здесь есть странности. Она прекрасно помнит, как вы уезжали: ваша машина завелась и уехала. Почти сразу после этого она услышала шум на террасе. Тут же спустилась посмотреть, что происходит. И увидела тело мужа.
– В это время мы уже выезжали из деревни, – сказал Герман.
– Да. Камера вас видела, – сказал Михалок. – Именно поэтому мы у тебя в гостях, Герман, а не ты у нас.
Я вздохнул с некоторым облегчением.
– Тогда что же странного, – спросил Герман.
– Все произошло в течение минуты. Если не меньше. Всего за минуту кто-то пробрался во двор. Непонятно как попал на террасу. Непонятно зачем расправился с доктором. Покинул дом. И при этом не открывал дверей, не разбивал окон, не попался никому на глаза и ни разу не попал в объектив камеры.
– И не оставил следов снаружи? – осведомился Герман.
– Хороший вопрос, – кивнул Сапегин. – Мы заметили следы на дорожке во дворе. Земля утром сырая, отпечатки видны. Там были твои знаменитые сапоги-говнодавы, потом еще кроссовки молодого человека, – Сапегин вскользь глянул на мои ноги, – и еще кое-какие другие следы, Герман.
– Чьи же?
– Волчьи, – ответил на этот раз Михалок. – Волчьи, Герман! Я с батей сто раз на охоту ходил, я знаю, чем отличаются волчьи следы от собачьих!
Сапегин молча протянул деду телефон – посмотреть на фото.
– Тут сразу несколько особей, – пояснил он. – И крупные, и помельче. И раны пострадавшего, честно говоря, похожи на волчьи укусы. Бешеные волки в Чернолесье! Значит, мне не показалось, когда я тут заметил пару здоровенных тварей, – тут он подумал и не стал развивать эту тему. – А ты все это время молчал, Герман! Учти: тебе все же придется дать официальные показания.
Ворон на холодильнике похлопал крыльями, будто аплодировал. Все снова поглядели в его сторону.
– Пожалуйста, не уезжай далеко от дома, – велел Сапегин Герману. – Ситуация может оказаться серьезной.
Дверь за ними захлопнулась. Мы с дедом посмотрели друг на друга.
– Ситуация может оказаться слишком серьезной, – повторил дед.
Подошел к окну и поднял скрипучую раму. С улицы повеяло утренней свежестью. Было слышно, как там, далеко, за оградой, милицейский уазик шуршит колесами по гравию, набирает скорость и уезжает.
– All right, – сказал ворон почему-то по-английски.
Герман обернулся.
– Послушай, мой крылатый друг, – сказал он. – Не хотел бы ты немного проветриться? Заодно приглядишь за округой. Сделай милость, а?
Карл выглядел недовольным, но послушался. Тяжело переместился на подоконник, оглянулся и вылетел прочь.
Дед возвратился к столу. Я отлепился от дверного косяка и сел напротив.
– Ты все
