думал он. – Могли бы допросить и после – ведь наступление евреев остановлено».
В который уже раз во время кризиса на Ближнем Востоке в дело вступала большая политика – и успешное продвижение израильских войск было остановлено чьей-то неведомой волей.
Наконец, экзекуция была окончена. Наши друзья оказались в кабинете у хохлятского медика, который нес чепуху о возможных неблагоприятных последствиях контузии и совал попеременно под нос каждому из друзей вату с нашатырем. На большее он был неспособен.
Затем их развезли по домам на офисной машине после их дружного отказа от услуг медиков арабского госпиталя.
– Мархаба![37] – сунулась в комнату нашего друга арабская горничная.
– Мархабтейн[38].
– Вам не следует ходить без майки. У нас в Сирии всегда нужно надевать майку, иначе можно сильно заболеть, – проявила заботу горничная.
– Думаю, что хуже уже не будет, – пошутил Олег и, чтобы не мешать ей с уборкой помещения, вышел на балкон, натянув на голый торс армейский свитер.
Последнюю неделю в Дамаске заметно похолодало. Но днем температура воздуха все равно была еще около 17–18 градусов тепла.
«А в Москве уже мороз, декабрь все-таки», – с нежной грустью думал Олег.
Спустя несколько дней, немного окрепнув, с переменным успехом прогулялся по району – не давали покоя слабость и время от времени подступающая тошнота.
Однако через неделю твердо решил ехать на службу. Очень хотелось увидеть своими глазами то, что произошло в дивизии после израильского наступления.
Ему уже было известно, что Хорунжего отправили в СССР на стационарное лечение. А Соколов пока, как и он сам, отлеживался дома.
За ним заехали утром. Олег прогуливался у входа в Красный дом в ожидании хабирской тойоты, одетый в сирийский камуфляж и армейские ботинки.
Мимо него нескончаемым потоком шли в местную школу сирийские дети, поедая на ходу безразмерные сэндвичи.
В микробасе уже сидели почти все спецы дивизии. Его встретили дружески. Похлопывая по плечу, интересовались здоровьем, подбадривали.
Автобус тронулся, и наш друг приготовился к долгому пути в соединение, отметив про себя отсутствие Хорунжего и Соколова.
Проехали минут двадцать, автобус выскочил из города, и вдруг Олегу стало худо. Некоторое время он еще силился бороться, но вскоре стало понятно, что крепкой воли недостаточно. А потом погас свет…
Он очнулся на улице. Спецы вытащили его из автобуса и положили на песчаный склон, расстегнув ворот рубахи. Поднималось солнце, и уже было довольно тепло. Но Олега колотил озноб.
– Эх, рано он вышел из дому. Надо было еще полежать, – сказал один из спецов.
– Я всю жизнь прожил в горах, в условиях перепада давления. Даже иногда кровь носом шла, но и тогда не терял сознания, – сказал другой.
– Чего ты сравниваешь? Это же контузия! – ответил ему первый.
Придя в сознание, переводчик попытался встать. Но это ему не удалось, и он лишь сел на грунт.
– Как ты себя чувствуешь? – с тревогой спрашивали сослуживцы.
– Нормально, только холодно и слабость.
– Тебе нужно возвращаться домой в постель, – сказал старший группы советских специалистов подполковник Прохорович. – Врача мы к тебе пришлем.
Прохорович не отпустил его одного, назначив провожатым подполковника Сафронова. Они поймали попутку и вернулись в Дамаск.
Анализы и тесты, проведенные в сирийском военном госпитале, показали норму. Хоть сейчас в космос! А здоровья не было.
Парня будто подменили. Преследовали головокружение и тошнота. Есть не хотелось. Он лежал совсем один в своей комнате.
Однажды он услыхал звуки веселой вечеринки, устроенной переводчиками в дальней комнате дома, поднялся с кровати и пошел к друзьям. Открыл дверь и… повисло молчание. Потом кто-то спросил:
– Олежа, ты тоже к нам?
«Боятся, – понял наш друг, – а вдруг у меня что-то заразное?»
– Да нет. Шел в туалет. Зашел поздороваться, – повернулся и побрел к себе.
За спиной его снова провожало молчание.
Так прошло еще несколько одиноких дней. И тут к нему из Дирии приехал его институтский друг Миша Абрамов.
Они тепло обнялись, глаза друга светились радостью. Олег спросил:
– Миш, а ты не боишься? А если у меня что-нибудь заразное?
– Зараза к заразе не пристает, – ответил друг. – Ты лучше скажи, какие тебе нужны лекарства? Я схожу в аптеку.
– А у меня денег сейчас нет…
– А я у тебя денег прошу? – отрезал Мишка.
Состояние оставалось стабильно неважным. Врачи ничего не находили: все анализы, которые только могли взять в местных условиях, показывали норму.
Выходило, что надо лететь в Москву к советским докторам.
Денег не было, но как приехать из-за границы без подарков? И тут он вспомнил, что у него в шкафу стоит еще привезенная из СССР бутылка водки «Столичная».
Взяв ее с собой, отправился на рынок Хамидийя, где в первой же попавшейся лавке обменял водку на золотое кольцо с резьбой – для мамы, надев его на свой безымянный палец.
Главное было сделано. Остальное уже более или менее решалось. Впереди была дорога в Москву.
…Самолет, коснувшись полосы, весело покатил по аэродрому.
«Ну, вот и все. Дома», – подумалось легко, как будто свалился камень с сердца.
Олег начал искать по карманам заначенную для возвращения в СССР трешку и, найдя ее, решил, что поедет прямо в институт.
К самолету подали трап, и народ, максимально утепляясь на ходу, потянулся к выходу.
В Шереметьево-1 стоял трескучий мороз. Березы, с ослепительно белыми стволами, застыли на колючем ветру.
Автобуса у лайнера не оказалось. До здания аэропорта нужно было идти пешком вместе со своим скарбом, преодолевая сотню-другую метров по бетонному полю.
Наш друг шагал в толпе пассажиров одетый в рыжую сайгачью куртку, не по сезону, и темно-красных башмаках. С одышкой, едва живой от резкого перепада температур, добрался до паспортного контроля. И, уже проходя его, потерял сознание.
Очнулся в карете скорой помощи. Попытался встать, но его удержали в лежачем положении.
– Куда вы меня везете? – спросил он медсестру.
– В стационар, на Соколиную гору. Как вы себя чувствуете?
– Замечательно.
Его поместили в бокс № 45, отворив входную дверь прямо с улицы.
Войдя в помещение в верхней одежде с дорожным чемоданчиком, наш друг огляделся. Бокс представлял собой стеклянный аквариум, стенки которого были наполовину закрашены масляной краской. Не закрашенной оставалась лишь стенка коридора. Посередине бокса стояла больничного типа пружинная кровать. А рядом с ней – унитаз.
«Классная обстановочка! – уныло подумал Олег. – С корабля на бал. Да тут и на толчок без контроля не сядешь! Кого же здесь держат? Ну да, ведь я же вернулся из-за границы и, значит, мог привезти с собой какую-то незнакомую заразу! Все
