Чародейка посмотрела на меня уважительно:
– Стало быть, в драке рыжая победила?
Волков широко улыбнулся с видом мужчины-покровителя, что-де, пусть слабая женщина воображает себе всякое, мы то с вами прекрасно знаем, кто сильнее и лучше дерется.
– Я решил не суетиться, первый день в городе, обстановка не ясна, девица уже свободна. Отложил все наутро. - Он сызнова тряхнул головой. - Но вернемся к делам нынешним.
– Ногу отнимать не дам! – предупредила я. - То есть дам, но в самом патовом случае.
– Вы ещё и шахматистка?
Ох каким взглядом я его наградила! Сталь в нем можно было плавить, а в ответном – закалять,так он был льдисто-холоден.
– Век бы на вас, молодежь, любовалась, - пропела чародейка умильно. - Экая эфиопская страсть, даже в фильмотеатре такую не покажут. Жаль, времени нет, клиентки меня дожидаются. Посему, приступим. Гелька, не ори, ногу пилить не придется. Хотя, ладно, ори, больно будет наверняка.
– Что значит, наверняка? - уточнила я осторожно.
– Значит, скорее всего. Мы же про навьи свиристелки вообще мало что знаем. – Она сказала не «свиристелки», но не суть. - Терпи, ори, но с места сходить не смей. Пусть наш Грегоpи-воин посох свой волшебный на изготовку возьмет, да только свиристелка тело девичье покинет, молотит по этой чертобесии со всей мочи. А я выманить ее попробую.
Григорий Ильич шагнул к шкапу, подхватил тросточку, она крутанулась в его ладони восьмеркой:
– Готов.
– Терпи, рыжая, - сказала Фараония и высоко протяжно засвистела.
Запах жженного сахара забил мне нос. Я подумала, что сильна тетка в чардействах,и думать перестала, закусила губы до крови. Пальцы рук и ног судорожно скрючило, затылок молотило о подголовник, спина изогнулась дугою. Не было места, не было времени, была лишь боль. Наверняка я кричала, но звуков тоже не осталось . Сквозь туманную пелену я видела, как Волков бьет своей тpостью что-то на ковре, как Фараония подносит к нему чайный стакан, пальцы ее свободной руки паучьи шевелятся, канительный подстаканник летит в сторону, а в прозрачный сосуд падает пук какой-то бурой шерсти, чародейка проводит ладонью, стекло изгибается, плавится, скручивается навроде мешочной горловины.
Любопытный какой способ. Нет,то что стекло против чардейства используют, я знала прекрасно, тут понятно все, свиристелка силушки из волковской трости натянула, ее запечатать требовалось, только вот я раньше не догадывалась, что над самим стеклом колдовать возможно. Коллегам дома расскажу, не поверят.
– Евангелина Ρомановна, - спросил Волков, держа на ладони нечто, напоминающее очертаниями неудавшийся вареник, - как вы cебя чувствуете?
Я поняла, что слух вернулся, и честно ответила:
– Перфектно.
Фараония тяжело опустилась на стул прямо поверх своей шубы:
– Ваше высокоблагородие господин Волков, Евангелина Романовна, примите мои глубочайшие извинения за все непотребства, что вам пришлось от меня нынче выслушать.
– Мадам, не стоит извинений. Ваша помощь нашему управлению столь бесценна… – Григорий Ильич отставил трость, приложился к ручке дамы.
– Моя чародейская сила, – пояснила та благожелательно кудрявой макушке чиновника, - дает забавные побочные эффекты.
– Благодарю, - сказала я с дивана и пошевелила ногой.
Была она теперь обычной, голой ниже колена, но нисколько не распухшей, без следов порезов и синяков. Я любовалась ею все время, пока Григорий Ильич ворковал с чародейкой, подавал шубу, провожал к двери, даже подумывала снять другой чулок, чтоб сравнить обе конечности.
– Не двигайтесь, - велел Волков, поворачивая ключ в замке, да так властно, что я отпустила плед, коим обнаженку свою прикрыть пыталась . - Один раз, Евангелина Романовна, ошибку мы уже допустили, повторять ее не будем.
– Ошибку?
– Я должен убедиться, что ваше тело лишилось всех мельчайших частиц артефакта.
Мимоходом я отметила, что со мною наедине Γригорий Иванович своих «мужских» эманаций не использует, даже ощутила по этому поводу некое бабье разочарование, мелкое и неуместное. Его же желание удостовериться, напротив, было разумным. Я бы и сама справилась, не останься мои очки в кармане шубы. Кстати, вещички надо бы вернуть.
Чиновник взял свою тросточку, провернул набалдашник,тот механически щелкнул и в потолок ударил луч яркого голубоватого света.
– Сейчас, барышня Попович, все тайное cтанет явным. - Луч опустился к столу, «вареник» окружала плотная арканная вязь.
– Удобная какая у вас палица, - зависти скрыть не удалось . - И в пир, и в мир,и в добрые люди. Великий чародей создал?
– Да уж не мелкий. - Волков шагнул к диванчику направил сноп света мне к ногам.
– Тутошний? - Ноги рунами не отозвались, я повертела ими в разные стороны. Чисто. - Или из ваших мест?
– Каких таких мест? – Луч скользнул вверх по бедрам.
– Мадам Фараония назвала вас Грегор,из чего я предположила, что вы, ваше высокоблагородие,иностранец.
– Экая вы, Евангелина Романовна, умница-разумница. На поясе у вас что припрятано? - Луч качнулся от живота к груди. - И здесь, под платьем.
Хихикнув по-дурацки, я предложила:
– Баш на баш? Вы мне ответите, а я покажу.
Прозвучало двусмысленно, я смутилась, когда это поняла, ноздри Волкова раздувались, глаза горели, бело-синее пятно обводило мои изобильные формы будто лаская. Спокойно, Геля, соображай, как нелепость ситуации сгладить.
Медленно подняв руку, я потянула из-за ворота цепочку.
– Это что? - удивленно спросил Григорий Ильич. - Буква «ять»?
– Алфавит наш успели освоить? - продолжала я ломать комедию. – Браво! Это, ваше высокоблагородие, амулет на грамотность, для репортера вещь крайне необходимая.
Уличить меня в обмане он не мог, столичные мои коллеги-чародеи постарались скрыть силу оберега от посторонних. Теперь надо было перевести разговор, потому что в поясном моем кармашке лежало письмо покойного пристава, которое я из казенной квартиры изъяла,и его демонстрировать я пока не хотела.
– Ваша очередь, Григорий Ильич. И свет свой можете погасить. Осмотр ведь мы, кажется, закончили? - Набалдашник провернулся, я села, поставила босые ноги на ковер, набросила на них плед, переложила. – Начинайте. Откуда вы к нам прибыли, месье Грегор?
Волков устроился в кресле для посетителей:
– Только не месье, а , если угодно, мистер. И служил я, в том числе, констеблем при управлении криминальной полиции британской столицы. Еще вопросы?
О,их были несметные тысячи. У меня от любопытства даже кончик носа зачесался. Заграничных коллег я раньше не встречала. Только вот задавать их не стоило. Зорин вечно корил меня болтливостью, в допросе ведь что главное, заинтересованность показать, чтоб собеседнику приятно стало, чтоб язык именно у него развязался. Поэтому я ахнула тихонечко и округлила глаза.
