Но против елки, установленной Стивом, никто не возражал. Заисключением одной Габриэлы, остальные жильцы пансиона считали его милым молодымчеловеком и сочувствовали поискам работы, которым он посвящал все своесвободное время. Как сообщила Габриэле мадам Босличкова, Стив былвысококвалифицированным специалистом по компьютерам. Каждое утро он отправлялсяна собеседования в различные компании, к обеду возвращался и, переменивсорочку, снова уходил. Одевался он безупречно и выглядел одинаково элегантночто в костюме, что в спортивной куртке, и все обитатели пансиона втайненадеялись, что рано или поздно Стив понравится Габриэле. Им казалось, что былобы очень неплохо, если молодые люди подружатся. Но у Габриэлы имелось на этотсчет другое мнение. И хотя Стив неизменно был с ней любезен и вежлив, она всемсвоим видом давала понять, что у нее нет никакого желания общаться с ним дажепросто по-соседски.
На самом деле открытость и дружелюбие Стива даже раздражалиее. Что бы он ни сделал, она рассматривала каждый его шаг как попытку ксближению и молча злилась. Но Стив не совершал никаких явных бестактностей, и уГабриэлы не было ни малейшего повода дать ему достойную отповедь.
Незадолго до Рождества Стив купил несколько праздничныхвеночков, сплетенных из веточек остролиста и перевитых белыми и розовымилентами, и развесил их на дверях постояльцев. Габриэла обнаружила этот сувенир,уходя на работу, и чуть не вскрикнула от раздражения и бессильной ярости. Онане хотела быть ничем ему обязанной, она хотела только одного — чтобы Стивоставил ее в покое. Первым ее побуждением было сорвать венок и выбросить его вмусорную корзину, но она понимала, что этот ее поступок будет выглядетьбестактным и грубым. Габриэла была вынуждена сохранить венок, однако это отнюдьне увеличило ее симпатии к новому постояльцу.
Всю дорогу до кафе она никак не могла успокоиться, так чтодаже мистер Баум заметил ее состояние. Габриэла так редко бывала в плохомнастроении, что он не осмелился спросить, что случилось, и лишь шутливозаметил, что сегодня она, дескать, выглядит не то чтобы очень счастливой.
Впрочем, особого внимания он на это не обратил. До Рождестваоставалась всего неделя, и близость праздников начинала влиять на людей нелучшим образом. Сам мистер Баум любил Рождество, однако ему было хорошоизвестно, что большинством американцев овладевает своего рода рождественскийпсихоз. Самые приличные и сдержанные люди, задерганные множеством забот ибеготней по магазинам, становились агрессивными или, наоборот, подавленными,многие переставали держать себя в руках.
Работы в кафе в эти предпраздничные дни было предостаточно.Количество посетителей заметно возросло, но это были не те завсегдатаи, которыев обычные дни чинно сидели за столиками и степенно переговаривались за чашкойчая с пирожными. Сейчас большинство посетителей были незнакомцы. Они забегали вкафе, торопливо проглатывали заказанное и стремительно исчезали. Многиеприходили сюда покупать пряничные домики, которые миссис Баум пекла каждый годперед Рождеством. Домики у нее получались очень красивыми; несколько штук быловыставлено в витрине, и одно это увеличивало число посетителей кафе чуть ли невдвое.
Сегодняшний день тоже не был исключением. У прилавкапостоянно толклось человек пять покупателей с детьми, которые выбирали себесамый красивый домик, и воздух в кафе то и дело оглашался ихрадостно-восхищенными голосами. В самом деле, пряничные домики выгляделичудесно. Их крыши были облиты глазурью или посыпаны, как снегом, сахарнойпудрой, а сами домики были разукрашены цукатами, сухофруктами и шоколадом. Всвободные минуты Габриэла тоже любила их рассматривать, размышляя о том, что вдетстве у нее никогда не было ничего подобного. Рождество всегда означало длянее только дополнительные придирки и безжалостные побои, на которые Элоиза былаособенно щедра в предпраздничные дни.
Габриэла как раз вспоминала одно такое Рождество, когда еемать была особенно на взводе из-за того, что сломала ноготь, как вдруг заметилавошедшую в кафе женщину с маленькой девочкой, одетой в короткую беличью шубку.Девочка возбужденно подскакивала то на одной, то на другой ноге и, указывая наодин из испеченных миссис Баум пряничных домиков, громко выкрикивала:
— Вот этот, мама! Я хочу вот этот!..
На вид девочке было лет пять. Мать держала ее за руку ивремя от времени наклонялась к ней и что-то раздраженно шипела, но девочка неуспокаивалась.
Когда подошла их очередь, девочка запрыгала с удвоеннойэнергией и захлопала руками в красных митенках. На голове у нее красоваласьостроконечная красная шапочка с серебряным бубенчиком. Кафе тут же наполнилосьвеселым звоном, в котором, как показалось Габриэле, было заключено всеволшебство рождественских праздников. Но не успела Габриэла порадоваться тому,что хотя бы эта крошка получит сегодня свой рождественский пряник, как девочкаоступилась и неловко шлепнулась на пол.
В следующее мгновение женщина наклонилась и, схватив дочь заруку, резким рывком поставила ее на ноги. Колокольчик жалобно звякнул, идевочка, вскрикнув от боли, схватилась за локоть.
— Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты прекратилабезобразничать! — закричала женщина. — Теперь ты получила позаслугам. А если будешь хныкать, Эдисон, я тебе еще всыплю!
Услышав эти слова, Габриэла как вкопанная замерла на месте.Забыв о клиентах и заказах, она стояла и смотрела на женщину и девочку, котораяплакала, вытирая слезы красной варежкой. Интонация, выражение лица женщины,слова «я тебе еще всыплю» были слишком хорошо знакомы Габриэле, чтобы она моглапропустить их мимо ушей. В голосе женщины не было обычного раздражения матери,задерганного капризами избалованного ребенка, — в нем было что-топо-змеиному опасное, злобное — такое, отчего в душе Габриэлы шевельнулся ужепочти забытый холодок страха.
Между тем Элисон продолжала плакать, и Габриэла, посмотревна нее повнимательнее, обратила внимание на то, как девочка осторожнопридерживает руку, за которую мать подняла ее с пола. Похоже, рука былавывихнута в локте; Габриэла хорошо знала, как это бывает. Так больно! ОднаждыЭлоиза точно так же вывихнула ей руку, но, к счастью, отец был дома. Он быстровправил вывих, потом пошел к Элоизе и, обругав ее последними словами, исчез навсю ночь. После этого мать взялась за Габриэлу всерьез и даже подбила ей глаз,что вообще-то было редкостью. Элоиза старалась на оставлять столь явныхсиняков, которые каждый мог увидеть.
Элисон всхлипывала все громче и громче, и красивое лицо еематери стало багрово-красным от гнева. Она как раз собиралась шлепнуть девочкупониже спины, когда Габриэла, отставив в сторону поднос, решительным шагомподошла к ним.
— Прошу прощения, мисс, — негромко сказалаона, — но мне кажется, у вашей дочери вывихнута рука.
— Не говорите глупости! — отрезала женщина. —С ней все в порядке, она просто капризничает. Нужен тебе пряничный домик илинет? — обратилась она уже к Элисон, но та только жалобно скулила, и мать стакой силой дернула ее за воротник беличьей шубки, что у девочки громколязгнули зубы.
