Противопоставление греческой скромности и персидской роскоши было общим местом древнегреческой риторики. Греки тоже знали толк в эффектных сооружениях, к примеру, Парфенон и в нем статуя Афины, покрытая золотом и слоновой костью, но они казались провинциальными по сравнению с ослепительной роскошью персидского двора. Греческие «спецэффекты» были тесно связаны с судьбами местной демократии, с публичной аргументацией и политически значимыми впечатлениями, меняющими расклад сил в государстве, тогда как в Персии все красоты служили только утверждению неизменной власти правителя, поэтому монархиям Востока было естественно заимствовать именно эти архитектуру и искусство.
Впрочем, не только в ту отдаленную, предшествовавшую нашей эре, эпоху Персия, представительница Египта и Ассирии, оказывала своим искусством влияние на Индию. Когда много веков спустя на полуострове появились мусульмане, то их цивилизация во время своего прохождения чрез Персию глубоко пропиталась персидскими элементами; и то, что она принесла в Индию, было главным образом персидским искусством, которое носило еще на себе след своих старых ассирийских традиций, продолженных ахеминидскими царями. Гигантские двери мечетей, и в особенности покрывающие их эмалированные кирпичи – признаки халдео-ассирийской цивилизации. Это искусство Индия сумела еще усвоить, потому что оно согласовалось с духом ее расы, между тем как прежнее греческое и современное европейское, глубоко противные ее способу чувствовать и мыслить, всегда оставались без влияния на нее.
Эмалированные кирпичи – сейчас обычно говорят «глазурованные», поскольку слово «эмаль» в строгом техническом смысле относят только к поверхности металлов. Глазурь прежде всего предохраняла кирпич от влаги, что очень важно в странах, где дожди редкие, но затяжные и могут поэтому повредить кладку.
Итак, не к Греции, как продолжают еще утверждать археологи, но к Египту и Ассирии – через посредничество Персии – примыкает Индия. Индия ничего не взяла у Греции, но обе они черпали из одного источника, из той общей сокровищницы, фундамента всех цивилизаций, выработанного в течение веков народами Египта и Халдеи.
Греция заимствовала у него через посредничество финикийцев и народов Малой Азии; Индия – через посредничество Персии. Греческая и индусская цивилизации восходят, таким образом, к общему источнику; однако в обеих этих странах течения, вышедшие из этого источника, скоро глубоко разошлись соответственно духу каждой расы.
Но если, как мы это уже говорили, искусство находится в тесной связи с душевным складом расы и если на этом основании одно и то же искусство, заимствованное несходными расами, принимает тотчас совершенно различные формы, то мы должны встретить в Индии, населенной очень разно- образными расами, совершенно различные искусства, архитектурные стили без малейшего сходства, несмотря на одинаковость верований.
Одинаковость верований – некоторое риторическое преувеличение, сам Лебон подробно говорит об эклектизме многих верований на территории Индии, беспроблемном объединении индуизма, буддизма, ислама, зороастризма и даже видоизмененного христианства. Но далее он поясняет, что берет временны2е срезы, а не всё индийское наследие как таковое.
Изучение памятников различных областей показывает, до какой степени это действительно так. Различия между памятниками до такой степени глубоки, что мы их могли классифицировать только по странам, т. е. по расам, но вовсе не по религии, к которой принадлежат построившие их народы. Нет никакого сходства между памятниками Северной Индии и памятниками Южной, воздвигнутыми в одну и ту же эпоху народами, исповедующими одинаковую религию. Даже во время мусульманского господства, т. е. в период, когда политическое единство Индии было наиболее полным, чисто мусульманские памятники имеют глубокие различия в разных областях. Мечети Ахмедабада, Лагора, Агра, Бижапура, хоть и посвященные одному и тому же культу, представляют только очень слабое родство, даже гораздо меньшее, чем то, которое связывает памятник эпохи Возрождения с памятниками готического периода.
Не только архитектура отличается в Индии от одной расы к другой, но и скульптура разнообразится в различных областях, как по представленным типам, так в особенности по манере их передачи. Сравните барельефы и статуи Санчи с почти одновременными барельефами и статуями Рарута, и различие уже очевидно. Оно оказывается еще больше, когда сравниваешь барельефы и статуи провинции Ориссы с барельефами и статуями Бюнделькунда, или еще статуи Мисоры со статуями больших пагод Южной Индии. Влияние расы проявляется всюду. Оно между прочим сказывается в малейших художественных предметах: каждому известно, насколько они не сходны между собой в различных частях Индии. Не нужно очень опытного глаза, чтобы распознать деревянный сундучок резной работы из Мисоры от такого же сундучка, украшенного резьбой в Гузра, или чтобы различать драгоценную вещь с Орисского берега от драгоценной вещи с Бомбейского берега.
Санчи – центр раннебуддистской архитектуры в Центральной Индии. Рарут – вероятно, Раджгир, на северо-востоке Индии. Орисса (Одиша) – штат на востоке Индии. Бюнделькунд (Бунделкханд) – историческая область в Центральной Индии, ближе к югу, с богатой историей, штатом не ставшая. Мисора – Майсур, тогда столица Майсурского княжества на юго-западе Индии.
Без сомнения, архитектура Индии, как и всех восточных народов, архитектура по преимуществу религиозная; но как бы велико ни было религиозное влияние, в особенности на Востоке однако влияние расы еще гораздо значительнее.
Эта расовая душа, руководящая судьбой народов, руководит также их верованиями, учреждениями и искусством; какой бы элемент цивилизации мы ни изучали, мы всегда найдем ее в нем. Она – единственная сила, которой никакая другая не может превозмочь. Она представляет собой тяжесть тысяч поколений, синтез их мысли.
Четвертый отдел
Разложение характера рас и их падение
Глава I
Как цивилизации бледнеют и гаснут
Точно так же, как анатомические виды, и психологические виды не вечны. Условия среды, поддерживающие постоянство их признаков, не всегда существуют. Если же эта среда случайно изменяется, то и элементы душевного склада, поддерживаемые ее влиянием, в конце концов подвергаются регрессивным изменениям, приводящим их к исчезновению.
По физиологическим законам, которые наблюдаются у всех существ, для исчезновения органа требуется бесконечно меньше времени, чем нужно для его образования.
