вернётся домой, она будет так же кружить по гостиной, так же будет петь песни и так же будет верить в лучшее в людях.
— … простите, но я не пойду в логово охотников, — сиплым от слёз и рвоты голосом, говорила Джилс, а Марта поняла, что что-то упустила и прислушалась. — Охотники ищут меня. И это будет верхом идиотизма — заявиться к ним.
— Я понимаю, ты боишься, — увещевала её Кеторин. — Но и ты нас пойми: неужели ты думаешь, что две ведьмы — потому что мы не можем приплюсовать к нашему уравнению Джослин, по понятным причинам, — справятся с целой ватагой охотников? Нам нужен каждый.
— Я пойду! — воскликнула Джуди, услышавшая их.
— Никуда ты не пойдёшь! — прикрикнула на женщину Кеторин. Резко и грозно. Марта аж вздрогнула.
— Там мама, и я должна ей помочь, — лицо Джуди стало пунцовым. Она рванула к Кеторин, но Рой, схватив её за запястье, удержал девушку на месте.
— Нет, милая, ты должна включить здравый смысл и не лезть к чёрту на рожон. Я ещё не настолько безумна, чтобы вести детей против вооружённых людей.
— Я не ребёнок! — крикнула Джуди.
Марта думала вмешаться и прекратить эту нелепую свару, потому что была полностью согласна с Кеторин. Ей совесть не позволила бы взять с собой ребёнка. Она уже открыла рот, когда поймала на себе взгляд отца. Алистер предостерегающе покачал головой, и Марта закрыла рот.
— Да, конечно, ты уже не ребёнок. Но ты не понимаешь своей ценности и значимости. Ты будущая Глава, девочка, и я на пушечный выстрел не подпущу тебя к этому месту, — Кеторин ткнула пальцем в карту.
— Я пойду, — сквозь зубы процедила Джуди.
— Только если в спальню. Вам с Роем уже давно пора по кроваткам.
У Джуди округлились глаза. Марта была уверена, что она сейчас бросится на Кеторин и расцарапает ей лицо или и того хуже. Но тут Рой схватил сестру и, несмотря на всё её сопротивление — а Джуди рьяно брыкалась и извивалась, — уволок её на второй этаж.
Когда за ними закрылась дверь, Кеторин облегчённо вздохнула.
— Несносная девчонка. Надеюсь, Рой её успокоит. В их дуэте он всегда был самым разумным. А ей, к сожалению, достались все худшие качества нашей семьи, — произнесла она, буравя хмурым взглядом дверь.
— Разве ты была не такой же? — в голосе Джослин появились нотки ностальгии.
Кеторин рассмеялась. И её смех был настолько неуместным, что разрядил обстановку.
— Я-то? Я была ещё хуже. И у меня никогда не было противовеса — того, кто мог бы удержать меня от необдуманных поступков. Поэтому и по голове я получала гораздо чаще, чем Джуди, — в её взгляде мелькнула тень былого стыда. — Так, ладно. О чём мы говорили?..
— Если Джилс не хочет помогать нам дальше, — вклинилась Марта, — мы не можем её заставить. Она помогла нам — спасибо, — но дальше нам придётся решать вопросы самим.
После этих слов Марта поймала на себе полный благодарности взгляд Джилс. А Кеторин же просто хмыкнула.
— Я, конечно, считаю это дуростью, но попробую что-нибудь придумать.
***
Коул вновь оказался в гостевой спальне на втором этаже. Теперь он не был пленником и мог спокойно покинуть комнату, мог покинуть дом, и его никто бы не остановил. И пусть умом Коул понимал, что никто не станет подрывать шаткое доверие, выстроившиеся между ним и семейством Рудбригов, воображение подкидывало свои образы.
Он чувствовал себя дураком, четыре раза проверив, не заперли ли за ним дверь.
Первый раз — сразу же после того, как вошёл. Хотя его никто не провожал в спальню и не караулил на лестнице, чтобы повернуть ключ в замке. Второй раз он выглянул в коридор полуголым, потому что, когда раздевался, чтобы принять душ, ему послышался скрип половиц. Он мог доноситься откуда угодно.
Коул понимал, что доверие не появляется в одночасье, а потому проверил дверь в третий раз сразу же как искупался.
В четвёртый раз Коул не просто проверил дверь — он вышел в коридор и спустился по лестнице, услышав громыхание с первого этажа.
Услужливое воображение подкинуло несколько картин: от охотников, разбивающих окна и врывающихся в дом, до Марты, поедающей последний йогурт из холодильника. Так что он решил не оставлять звуки без внимания и всё проверить, прежде чем к нему в комнату ворвётся группа вооружённых людей, и ему придётся отбиваться от них подушками.
На всякий случай Коул захватил с собой старую деревянную художественную марионетку с отломанной рукой, которую заметил на полке в коридоре. Невесть, конечно, какое оружие, но всяко лучше, чем без него. Запоздало он подумал, что стоило бы спросить у мистера Рудбрига, куда он дел всё оружие Коула, с которым тот ворвался к ним в дом.
Как давно это было…
Оружие ему не понадобилось. На кухне действительно сидела Марта — в пижаме и с мокрыми после душа волосами. Её лицо освещалось только тусклыми светильниками от вытяжки над кухонной плитой. На столе перед ней исходила паром кружка с чаем.
— Не спится? — спросил Коул, поставив марионетку на стол и сев напротив ведьмы.
Марта покачала головой.
— Совсем. Стоит закрыть глаза, и мысли начинают буквально орать в голове. И это сводит с ума, — устало ответила она.
— А отец?
— Спит. Он всегда спит, когда происходит нечто из ряда вон выходящее. Мама называла это защитной реакцией. Она говорила, что его организм просто отключается, когда не может справиться с накалом страстей.
— Отличная способность, — кивнул Коул, действительно так думая.
— Ага. Всяко лучше, чем не спать ночами и накручивать себя. Чай будешь?
Коул с сомнением посмотрел на чашку девушки. У поверхности плавали листочки и какие-то веточки.
— Не смотри ты так. Нет там никакой отравы. Я же пью.
— И что там?
— Ромашка, шикша и капелька гречишного мёда, чтобы притупить горечь. Мама всегда поила меня им, когда я не могла спать. А ещё подкладывала под подушку лавандовые мешочки, — ответила Марта. — Ну, так что, будешь?
— Это зелье что ли? — с лёгкой смешинкой спросил Коул.
Марта была слишком усталой, чтобы поддаться на его провокацию, а потому лишь пожала плечами и пододвинула к нему свою кружку.
— Можешь дорассказать свою историю, — предложила Марта. — Возможно, это отвлечёт меня от ненужных мыслей.
— Это далеко не радужная история, Март. Сомневаюсь, что она поможет тебе отвлечься.
— Можно хотя бы попытаться. Ты же знаешь обо мне и моей семье.
«Даже больше, чем ты сама», — подумал Коул, но вслух не произнёс ни слова.
— Когда мне было около одиннадцати, мой старший
