вероятно, не длилась более получаса, я увлекаюсь Слезкиным — кажется, председателем этого клуба или союза. Он в военной форме, без погон, ладный, движения у него молоды, красивы, темные волосы гладко и молодо причесаны — на пробор сбоку и — что самое важное: я чувствую, что и я ему нравлюсь. И вижу, что Гумилев хмурится. Это не ревность, я знаю, я уже массу вещей знаю! — это его сознание своей некрасивости рядом со Слезкиным. Он уводит меня из особняка в сад — быстрее, чем хотелось бы» (Кунина И. Е. Моя гумилевская весна // Литературное обозрение. 1991. № 9).
Данное письмо рисует Ю. Л. Слезкина только с «деловой» стороны. Упоминаемый в письме адрес — Васильевский остров, 11 линия, д. 18 — адрес описанного Куниной (правда в весеннее время) особняка барона Гинзбурга, где и помещался СДХЛ (см.: Соч III. С. 409).
51
Печ. по автографу (РГАЛИ. Ф. 147. 1. 46). Публикуется впервые.
Гриневская Изабелла Аркадьевна (1864–1942) — драматург, прозаик, поэтесса, переводчица, критик. Обучалась на Высших женских (Бестужевских) курсах, затем, познакомившись с И. А. Ефроном, работала в «Энциклопедическом словаре». Владела многими европейскими языками и литературную деятельность начала переводами (В. Гюго, А. Мицкевич, Дж. Кардуччи, Г. Д’Аннунцио, Г. Гауптман, Шекспир, Байрон и др.). Печатала стихи, пьесы, рассказы, статьи в журналах «Живописное обозрение», «Нива», «Вестник Европы». В конце 1910-х — начале 1920-х годов работала переводчиком в издательстве «Всемирная литература». В последние, «советские» десятилетия своей жизни И. А. Гриневская по болезни и немощи никакого участия в литературной жизни не принимала. И. А. Гриневская была членом литературно-художественного кружка имени Я. П. Полонского и «Вечеров Случевского», где могла встречаться с Гумилевым, однако, судя по тому, что она не знала даже имя поэта (!), никаких контактов с ним у нее не было.
Письмо И. А. Гриневской состоит из двух частей, первая из которых, «вступительная», адресована, предположительно, Федору Александровичу Лютеру (1864–1920), преподавателю древних языков и участнику «Литературно-мыслительного кружка» в Петербурге, которого Гриневская, вероятно, использовала в качестве посредника «по старой дружбе» (его статус во «Всемирной литературе» неясен). Вторая часть письма адресована Гумилеву (которого она называет «Григорием Степановичем»). Это послание носит характер «открытого письма» и представляет собой, в сущности, критическую рецензию на книгу Гумилева и К. И. Чуковского «Принципы художественного перевода», вышедшую первым изданием в 1919 г., вторым, уже с «тройным» авторством — Гумилева, Чуковского и Ф. Д. Батюшкова, — в 1920 г. Датировка текста соответствует времени выхода этих изданий.
Письмо Гриневской отражает взгляд многих «спецов» (по тогдашней советской терминологии) «Всемирной литературы», не принимавших стремление Гумилева разработать для этого грандиозного проекта Горького некие общие, универсальные методические принципы, дающие хотя бы общие гарантии соответствия поставляемой издательством «продукции» качественному «стандарту» современного европейского перевода. Для понимания конфликта Гриневской и Гумилева (поводом для которого, как можно понять из письма, стала работа над книгой переводов С. Бенелли «Драматические поэмы» (опубликована в 1923 г.)) нужно особо отметить беспрецедентность самого феномена «Всемирной литературы» в истории мировой переводчицкой деятельности.
«Всемирка» (как очень скоро стали ее называть писатели, вовлеченные в дело) возникла 20 августа 1918 г., когда был заключен договор между А. М. Горьким, А. Н. Тихоновым, З. И. Гржебиным и И. П. Ладыжниковым об организации издательства «Всемирная литература». Согласно этому договору, издательство ставило своей целью «перевод на русский язык и подготовку к печати избранных произведений иностранной художественной литературы конца XVIII — XIX вв.». Полную ответственность за все предприятие взял на себя Горький, особо оговорив в договоре, что «А. М. Пешкову предоставляется полная свобода в организации издательства, как-то: в выборе подлежащих изданию книг, в установлении их тиража, в определении характера вступительных статей и примечаний, а также в выборе сотрудников, авторов, переводчиков и служащих издательства...» (см.: Зайдман А. Д. Литературные студии «Всемирной литературы» и «Дома искусств» // Русская литература. 1973. № 1. С. 141). Такой «авторитаризм» со стороны Горького не случаен, ибо он замышлял реализацию грандиозного просветительского проекта, равного которому не было со времен французской энциклопедии. Это не могло не вызывать скепсис и раздражение со стороны большинства привлекаемых им сотрудников, поставленных к тому же в подавляющем большинстве своем перед проблемой физического выживания и менее всего расположенных к пафосу футурологического мышления. «Трудно починить водопровод, — горько иронизировал Евгений Замятин, — трудно построить дом, но очень легко — Вавилонскую башню. И мы строили Вавилонскую башню: издадим Пантеон литературы российской — от Фонвизина до наших дней. Сто томов! Мы, быть может, чуть-чуть улыбаясь, — верили или хотели верить» (Замятин Е. Лица. Нью-Йорк, 1967. С. 16–19). Во «Всемирку» приходили те, кому в годы «военного коммунизма» негде было заработать на кусок насущного хлеба, и приносили с собой соответствующий настрой. «Переводы делаются наспех для «Всемирной литературы», — простодушно замечала И. В. Одоевцева. — <...> К переводам никто не относится серьезно — это халтура, легкий способ заработать деньги» (Одоевцева I. С. 216). Впрочем, были и гораздо более серьезные, «идеологические» оппозиции. «Во «Всем. Лит.» видел Сологуба, — отмечает в дневнике К. И. Чуковский. — Он фыркает. Зовет это учреждение «ВсеЛит» — т. е. вселить пролетариев в квартиру — и говорит, что это грабиловка» (Чуковский К. И. Дневник. 1901–1929. М., 1991. С. 96).
«Пролетарий», читающий Байрона или Сема Бенелли, вызывал резкое раздражение у столь «народолюбивой» до революции русской интеллигенции. Горький был одинок в своем просветительстве — и совершенно неожиданно получил поддержку со стороны «аристократа» и «эстета» Гумилева.
В конце августа 1918 г. Гумилев «получает от М. Л. Лозинского письмо с извещением о возникновении издательства «Всемирная литература» и советом переговорить с А. Н. Тихоновым. После переговоров с А. Н. Тихоновым вошел в число членов редакционной коллегии издательства и принял участие во всей организационной работе, в выработке плана изданий, а впоследствии во всей текущей работе издательства» (Труды и дни. С. 283). Заметим, что несохранившееся письмо Лозинского Гумилев получает как раз в тот момент, когда становится очевидно, что возрожденное издательство «Гиперборей», равно как и прочие его «летние проекты» (см. № 171 наст. тома и комментарии к нему), терпят крах, и вопрос об источнике постоянного дохода встает очень остро. В горьковское издательство он приходит едва ли не так, как и все прочие его литературные знакомцы, — как, по словам Г. В. Иванова, «в единственное место, где можно было «не теряя чести», если не печататься, то заниматься литературным трудом, получая за него гонорар» (Иванов III.
