Книга Зеркало времени - Николай Петрович Пащенко

ремесленники, зайти внутрь, глубоко задуматься, кто были его зодчие-строители и обитатели-защитники. Представить себе хотя бы только само обширное строительство. И, если ты нарочито не слеп, на каждом твоём шагу станут бить прямо в глаза столетиями сохранившиеся многочисленные признаки испокон веков здесь жившей и развивавшейся русской цивилизации.

Прежде любой важной стройки необходимо было выработать единый план защиты державы, определить месторасположение и характер каждого из оборонительных сооружений, от крепостей с кремлями до широких, на сотни вёрст, лесозасечных полос с ловушками-лабиринтами для супостата и тайных проездов средь непроходимых завалов леса своей ратной страже. Наличие централизованной долговременной и затратной защиты обширных рубежей и пространств огромной страны невозможно без опоры на развитую в ней цивилизацию.

Очевидно, что проектное дело по Руси поставлено было не как Бог там и сям на душу положит, а по единому государственному «стандарту», проектному правилу того времени. Взять хотя бы тот факт, что зодчие повсеместно использовали общее для всех государственных строек так называемое мерило. До нас почти не дошли имена этих зодчих, еще не было в Париже эталона метра, но древние мерильные доски с разделкой на пропорциональные шкалы с делениями для каждого из архитектурно-строительных элементов зданий и сооружений от длин и высот фасадов до размеров окон и наличников найдены были при раскопках по России не раз и не два, причём, с едиными на всех досках размерами и пропорциями. Стало быть, действовал по разным княжествам строгий единый архитектурно-строительный именно государственный надзор. Стало быть, князья, поставленные на местах, на уделах, подчинялись верховной, центральной власти. Непокорных, зарвавшихся князей головная власть снимала, карала, сменяла.

Надо было задолго до начала стройки прежде организовать все необходимые ресурсы: деньги, местные стройматериалы, людей, заготовку питания им и фуража конному транспорту, постоянное или временное жильё, снабжение всем другим необходимым, подъездные пути. Дорогого стоит одна только ямская гоньба, круглый год обеспечивавшая бесперебойную государственную связь и транспортную связность по всей державе. На каждом яме содержалось предписанное число лошадей, от нескольких десятков до нескольких сотен, сообразно важности этой станции. Если регулярно действующий транспорт не признак цивилизации, то что это? Государственная чеканка монет из европейских ефимков на обслуживание единого денежного обращения в стране. Ещё. Анализ строительных растворов показал, что их готовили из местных материалов, кладку вели местные каменщики, причём, по своей технологии, которая в Западной Европе не была ещё известной. Чтобы выжечь миллионы штук кирпичей с равными размерами и одинаковыми характеристиками, нужна развитая на местах промышленность строительных материалов, работающая по общей для всех технологии — это не признак ли цивилизации? Пусть не появились ещё инженеры с университетским образованием, Славяно-Греко-Латинскую Академию Пётр Великий учредил в Москве лишь в конце семнадцатого века, это уже не средневековье, но из года в год в державе были мастера, обученные работе по единым для всех требованиям, а они ведь не родились умельцами и знавцами. Значит, ещё до воцарения Романовых действовала государственная система профессионального образования. Мало для цивилизации? И принятая в целой державе система обучения народа ремёслам, технологиям, специальностям не признак цивилизации?

На трактах заставы, на стенах русских крепостей стрельцы, внутри — гарнизоны, артиллеристы-пищальники, конница. Единообразно одетые и обутые, по общим уставам служащие, одному строю обученные и не разномастным дрекольем, выдернутым из плетня, вооружены. Мечи-сабли, алебарды-бердыши, луки-стрелы, самопалы-фузеи, пушки-ядра, пистоли, порох, прочий войсковой припас, лекари со своим инструментарием и положенным лечебным зельем и снадобьями, единые требования ковалям-литейщикам к оружию, к воинской и работной службе, одна по всей державе царю от войска присяга.

В церквах монастырей внутреннее устройство, фрески-росписи, иконы — всё по единому церковному канону. Иконописные школы Дионисия, Феофана Грека, Андрея Рублёва, Даниила Чёрного, других известных и забытых мастеров — тоже признак не одной лишь культуры. Сохранилась рукописная литература, десятки наименований бытовой русской повести, востребуемых с отрочества грамотными, вполне образованными книгочеями. Монастыри на Руси были и крепостями, и госпиталями, и приютом для увечных и пострадавших в войнах, и предтечей университетов с их образовательной и научно-исследовательской функциями, архивами хранения летописей и государственных документов. Всё, вместе взятое, внутри единой, могучей страны — это и есть тогдашняя русская средневековая цивилизация.

Акико, приподнимая и опуская брови, слушала меня с нарастающим удовлетворением, которое не пыталась скрывать. Несколько раз я видел, как у неё шевельнулись пальцы, словно она хотела подтолкнуть или придержать меня жестом, но сдерживалась. София-Шарлотта вначале заметно удивилась неожиданной увлечённости американского лётчика русским Средневековьем, а затем, по всей справедливости, резюмировала:

— Вы рассказываете о России с таким же чувством гордости за неё, как русский.

— Я лично за точность. И против принижения одними других и наглого вранья.

Пришёл Кокорин. Пока он не устроился, не уместился за столом, всем казалось, что и гостиная для него тесновата.

За ужином, с подачи Софии-Шарлотты, невольно продолжился разговор на русские темы, что всегда было приятно Андрею. Поскольку его прадед прожил в России в двадцатом веке только самое его начало, русского медика стал особенно интересовать век девятнадцатый, предтеча и причина последующих потрясений в империи. Он рассказал, что совсем недавно вновь, после первого знакомства в юности, перечитал об этом времени два русских романа, «Отцы и дети» и «Война и мир», в книгах, взятых у Бен Мордехая. Читал уже не для скорого ознакомления, а для более глубокого понимания эпохи, уже забытой потомками, увлечёнными своим временем. Убедился, что в девятнадцатом веке наиболее ясно видимы корни того, что выросло в веке двадцатом и пробросило побеги к нам, в наше время. Мне показались любопытны некоторые его суждения об этой, казалось бы, хрестоматийной литературе, поскольку они заметно отличались от моих и оказались в чём-то поучительны для меня и Акико. Созвучны не нашим поверхностным мнениям, а вызревающим в нас внутренним потребностям.

— Иван Сергеевич Тургенев описывает своего нигилиста, — как обычно, постепенно увлекаясь, рассказывал Кокорин, — Евгения Васильевича Базарова, сына военного лекаря, молодым человеком высокого роста, с худым и длинным широколобым лицом, «большими зеленоватыми глазами и висячими бакенбардами». Их песочный цвет — желтые они у него были, что ли, или серые? — говорит, что Базаров был блондин. Возможно, для Тургенева это имело какое-то значение. Или в романах было принято описывать всё, касающееся личности персонажа, с приметами, какие указывались в паспортах того времени.

Но Кокорину такое описание не сообщает ровным счетом ничего. «Можно лишь предположить, что этот блондин Базаров — вот только это сегодня для нас интересно, — подчеркнул Кокорин, — генетически получил тело происхождением от гиперборейцев. Вся остальная информация нам практически ничего не говорит. Как и