Ознакомительная версия. Доступно 46 страниц из 228
он мог спать, работать, принимать друзей и поселить их рядом с собой. Большего ему и не требовалось.
Он поблагодарил адмирала и стал устраиваться в доме, которому суждено было стать его последним пристанищем. В одной комнате Наполеон распорядился поставить свою походную кровать, в другой разместили книги и развесили по стенам портреты сына и других членов семьи. За этими двумя комнатами находились гостиная и столовая. Лас-Каз с сыном, Монтолон с женой и Гурго занимали другое крыло здания. Бертран с женой поселился в начале равнины Лонгвуд, их дом назывался «Ворота Хатта».
Теперь, в новой резиденции, Наполеон пытался примириться с новым образом жизни. Во время своих военных походов он приобрел привычку бодрствовать какую-то часть ночи, и теперь его сон стал неровным и прерывистым. Он часто просыпался, садился читать или работать, потом опять ложился и, если не мог заснуть, на рассвете выезжал верхом; возвращался, когда жара становилась невыносимой, завтракал в одиночестве, диктовал или ненадолго ложился, проводил так три-четыре часа, потом принимал своих товарищей, выезжал вместе с ними, обедал ближе к вечеру и остаток дня проводил с друзьями, читая книги или развлекая слушателей рассказами о прошлой жизни. Он старался продлить вечернее общение, потому что чем позже ложился в постель, тем больше у него было шансов заснуть. «Какая победа над временем!» – восклицал он, когда часы наконец показывали одиннадцать или двенадцать.
Здесь, как и в «Бриарах», главной причиной его недовольства британскими властями оставалась строгость охраны. Пятьдесят третий полк стоял примерно в лье от Лонгвуда и не доставлял особых неудобств, равно как и часовые, попадавшиеся на глаза в течение дня. Наполеон встречал их только в тех случаях, когда совершал прогулку на большое расстояние, которого не мог преодолеть пешком. Если он отъезжал от Лонгвуда на несколько миль, его сопровождал офицер, но на таком расстоянии, с которого не мог услышать разговор. Когда Наполеон возмутился, что ему приходится ездить верхом под наблюдением, адмирал, не желая лишать его физических упражнений, отметил территорию – примерно три-четыре лье вокруг Лонгвуда, – в пределах которой он мог передвигаться свободно, без сопровождения. Если Наполеон выезжал за нее, конный офицер постоянно держал его в поле зрения.
В девять часов вечера часовые подходили к дому и стояли так близко, что никто не мог пройти мимо них незамеченным. Согласно указанию, данному лордом Батхерстом, офицер внутренней службы Лонгвуда должен был видеть Наполеона один, а иногда два раза в день, чтобы убедиться в его физическом присутствии на Святой Елене. На наиболее выступавших частях острова установили систему сигнализации, которая оповещала «Колониальный дом», резиденцию губернатора, обо всех важных происшествиях в Лонгвуде, особенно о долгом отсутствии знаменитого пленника. На Пике Дианы поставили охрану, которая извещала о приближении к острову любого судна. Военный бриг выходил судну навстречу, сопровождал его в порт и не выпускал на берег ни людей, ни вещей без предварительной проверки. Кораблям из какой бы то ни было части света запрещалось поддерживать связь с островом или отправлять письма или посылки обитателям Лонгвуда в обход губернатора. Ни одно судно не могло взять пассажира на борт без разрешения губернатора или покинуть бухту без строгого досмотра. Жителям запрещались любые контакты с Лонгвудом без разрешения властей. Всех предупредили, что любой, кто примет участие в попытке бегства, будет считаться государственным изменником и понесет соответствующее наказание.
Эти правила, ставшие результатом крайнего беспокойства и распоряжений лорда Батхерста, очень не нравились Наполеону, который весьма болезненно относился ко всему, что напоминало ему о заключении. После принятия мер предосторожности в «Бриарах» он стал более сдержанным с адмиралом, а теперь, переехав в Лонгвуд, почти перестал с ним общаться. Он больше не говорил с ним на волновавшие его темы, опасаясь, что не сможет держать себя в руках. Эти вопросы обсуждали Бертран, Лас-Каз, Монтолон или Гурго. Ожесточенные неудачами, они могли предложить лишь один аргумент, впрочем, не оказавший на адмирала никакого влияния: император добровольно отдал себя в руки англичан и к нему нельзя относиться как к военнопленному;
на что адмирал мог бы ответить, что безопасность Европы требует исключительных мер, когда дело касается исключительного человека. Но он не был ни юристом, ни логиком, он был простым солдатом с добрыми чувствами и лишь оставался несгибаемым при выполнении своего долга. Он получал приказы и исполнял их. Ему было приказано обеспечить надежную охрану заключенного, чья безопасность являлась делом первостепенной важности, и его трясло от одной мысли, что пленник может попытаться бежать. Как только адмирал понял, что охраны достаточно, он и не подумал добавлять новый повод для раздражения и если совершал ошибки, то не из желания продемонстрировать свою власть – он не был способен на подобную слабость.
Вообще-то, Наполеону нужно было отдать весь остров при условии проверки его присутствия в Лонгвуде дважды в день. В этом случае о его исчезновении сразу стало бы известно, к тому же остров был такой маленький и такой неприступный, что заключенного, безусловно, поймали бы до того, как он сумеет сбежать. Тем не менее, поскольку безопаснее было ни на секунду не выпускать его из вида, адмирал решил и дальше действовать так же, но старался доставлять Наполеону как можно меньше неудобств. Дежурный офицер не приходил специально, он жил в Лонгвуде вместе с изгнанниками, довольствовался тем, что видел Наполеона выходившим на улицу или переходившим из одной комнаты в другую, и держался на расстоянии во время верховых прогулок, часто теряя Наполеона из виду, когда тот из любопытства или из дерзости выбирал трудный маршрут. Нередко он проваливался в болото и не мог следовать за заключенным, но даже тогда ни единым словом не выражал своего недовольства.
Хотя Наполеону запрещалось общаться с местными жителями, на это смотрели сквозь пальцы, и изгнанники поддерживали связь с Джеймстауном. Адмирал, зная всех, кто приходил, разрешил принимать посетителей при условии, что сначала они обратятся к Бертрану, который в Лонгвуде, как и в Тюильри, выполнял распоряжения своего хозяина относительно аудиенций. Так создавалась видимость, будто Наполеон находится не в тюрьме, куда пропускают только с разрешения тюремщиков.
Несмотря на эти досадные моменты, Наполеон поначалу не имел ничего против своего нового жилища. До этого времени его здоровье не вызывало беспокойства;
неудобства, связанные с климатом, не повлияли на его организм, который был невосприимчив к физической боли, пока он вел активную жизнь, но становился нежным и уязвимым, когда он бездействовал. Наступил январь – лето в южном полушарии; остров всё еще сохранял очарование новизны, и тоска и скука пока не овладели его обитателями. Наполеон переживал свое сокрушительное поражение
Ознакомительная версия. Доступно 46 страниц из 228
