с «весной света». Нет сомнения в том, что так это и надолго пойдет от меня: весна света. Сам же я начинаю подумывать о весне теней: только ведь благодаря теням остается жизнь на земле.
Свет и свет! Там не бывает времен года, солнце само по себе горит и горит, а это земля повертывается, и это движение вокруг себя порождает тени, регулирующие свет, чтобы длилась жизнь на земле.
Зеркало человека
Вся природа содержится в душе человека. Но в природе не весь человек. Какая-то ведущая часть человека, владеющая словом, вышла за пределы природы и теперь больше и дальше ее.
Только оглянувшись назад в свое прошлое, человек в зеркале своем видит свою собственную природу.
Вопрос
Юноша пришел с вопросом о девственной природе.
– Я люблю природу, – сказал он, – но не все ее любят, и оттого девственная природа разрушается. А некоторые говорят: «И пусть, мы закуем землю в асфальт!»
– Мало ли глупостей говорят, – ответил я, – и пусть уничтожают девственную природу. Пока человек будет чувствовать ее в глубине себя самого, как нечто «настоящее», как сокровенную реальность жизни, до тех пор сохранится девственная природа, потому что природа есть сам человек.
Девственная природа тем радость, что в ней себя ребенком чувствуешь и так по-ребячьи понимаешь, что все вокруг живет без хозяина, и сам это все получаешь даром, как родительский сад.
Имена
Человек делает машину по образу своему и подобию и части ее называет по-человечески: пальчики, спинка, головка, шейка. Но вот перед ним не машина, а природа, где все само собой делалось и откуда вышел сам человек, какие имена давать существам природы? В природе нет слов, кроме слов человека, вот почему человек и природу называет своими словами: есть незабудка, есть даже анютины глазки.
Не один человек, но вся природа и в ней всякий род, даже род атомов, протонов и всяких еще более мелких частиц материи, таит в себе носителя лица. В материи нет ничего мертвого, в ней все живое.
Воспоминания
Когда егерь натаскивает кровную собаку, у которой предки на протяжении столетий учились тому же самому, чему теперь учит егерь, то собака не вновь усваивает приемы охоты, а как бы вспоминает приемы своих предков. И егерь ничуть не удивляется, когда собака сама делает мертвую стойку, сама начинает искать челноком.
Егерь говорит: «Этому нечего собаку учить – это у нее врожденное».
А человек, приступающий к изучению природы или своего собственного прошлого, – разве человек в неизмеримо большей степени, чем собака, тоже не вспоминает себя самого в своих предках, животных, растениях, в стихии неподвижных скал, в стихии огня, воды, ветра? Поэты с древних времен поют нам о человеке, вмещающем в себя природу, о всем том, что он вспоминает в себе самом, когда с внутренним вниманием созерцает природу.
Сколько всего пережил человек, прежде чем мысль его облеклась в форму слова, и это слово стало до того характерным человеческим спутником, что потеряло всякую связь с физической природой.
Мало того! Мысль человека обернулась к природе, как ее господин, и мало-помалу стала ее переделывать: леса стали садами и парками, появилась домашняя птица, домашние животные; вода, ветер стали служить человеку. И наше изучение природы стало иметь определенную цель: мы изучаем природу с целью ее подчинения и служения человеку.
Вот такое изучение природы стало преобладать над тем сосредоточением своего внимания на собственной душе, вызывающей при созерцании природы воспоминания о себе, каким был сам.
Изучение природы стало опираться только на методы научные с простейшей целью, а всякое другое отношение к природе, скажем, материнского характера, природе, как матери нашей, перешло в область поэзии.
Но почему не может быть поэтического изучения природы с целью установления своего родства с ней, знакомства со своими родственниками, образующими наше общее всему человеку материнское начало?
Сила вещей
Нет, нет! Вещи существуют на свете, мы не все в них придумали. В них есть самостоятельная сила – это сила вещей. И есть люди, целиком подвластные этой силе, через этих людей мы узнали вещи.
Эти люди сильны самой силой вещей, так же, как мы слабы в сравнении с ними тем, что мы что-то в себе противопоставляем силе вещей, и через это вся жизнь изменяется.
Двери природы
Радость до бессмертия, страдания до конца мира и отупение до бесчувствия, и все это нисходит на людей в той или другой мере, образуя характеры, создавая лица.
Послушайте ручей в лесу – там это все на стороне, послушайте себя в лесной тишине: это наше, и то, что там делается, все сходится в одно.
И когда это общее дело в себе и в природе коснется души, поглядите на что-нибудь, и все станет понятно в движении, в борьбе и жизни: птичка, шелестящая сухими листиками ранней весной, и листик, выражающий жизнь свою особенным запахом, и песня зяблика, отвечающая песне ручья.
Я хотел сказать не то, что написалось, хотел я сказать, что этот чувственный мир в себе находится в острой борьбе, а там на стороне то же самое проходит для нас бесчувственно, но это все едино, и вот именно это мы и называем природой.
Но иногда нам кажется, будто природа – эта жизнь на стороне – когда-то была нашей личной жизнью и как-то вышла из нас, и что поэзия есть постижение былого единства.
Поэзия и есть мост между нашим первым человеческим миром в себе и тем вторым миром природы.
Наука, напротив, считает первым миром этот мир природы, а человеческий мир – вторым, происходящим из первого: там миллионы лет борются бесчувственно и бессмысленно для того, чтобы образовался мир в себе: человеческое сознание.
Так искусство и наука – будто двери из мира природы в мир человеческий: через дверь науки природа входит в мир человека, и через дверь искусства человек уходит в природу и тут себя сам узнает и называет природу своей матерью.
Девственная природа
Надо наконец понять, что природа сама по себе не девственна, а эта девственность есть, во-первых, мечта, рожденная в городе: возвращение Фауста к молодости. Во-вторых, есть форма верования человека в себя самого: природа, как мы ее понимаем теперь, есть гармоническое воздействие человека на хаос.
Человек пришел в лес к Новому году за
