возрасте, и будучи выходцами из разных стран, мы находили немало общих тем для разговоров, могли без напряжения обсуждать политику, отношения между Аверлендом и Саллидой и даже философствовали на тему рабства. Дон Леандро просил меня непременно написать дядюшке приглашение — наведаться в Кастаделлу. Почему бы и нет, подумала я и оставила себе мысленную зарубку — в следующем письме дядюшке написать об этом приглашении. Ведь моя северная семья еще не видела маленькую Габи — кто знает, увидятся ли они вообще?..
Вернулись мы поздно вечером. Поцеловав на ночь меня и сонную Габи, Диего ушел в свои покои, а я отдалась заботам Лей в купальне, пока Сай переодевала ко сну дитя. Позже я покормила малышку и не стала оставлять ее в ставшей тесной для нее колыбельке возле большой кровати. Мы с Лей и Сай постепенно приучали Габи спать отдельно, в соседней комнате, оборудованной под детскую, в компании одной из моих служанок.
Я сладко потянулась, предвкушая долгожданный отдых, и пошире распахнула окно, вдохнув свежий воздух полной грудью. Из сада теперь снова тянуло сыростью: приближался новый сезон дождей, а значит, скоро придется почти целыми днями сидеть запертыми в покоях или проводить время на общей веранде.
Оставив окно открытым, я бросила в колыбельку валявшуюся на кровати тряпичную куклу — ростом с Габи, щедрый подарок Изабель, и, усмехнувшись своим мыслям, укрыла ее пеленкой. Забравшись в постель и закрыв глаза, я некоторое время раздумывала о том, что напишу в следующем письме к дядюшке, а после незаметно для себя задремала.
Разбудило меня среди ночи странное чувство. Сладкий сон будто рукой сняло, и я некоторое время лежала в постели с тревожно колотящимся сердцем, малодушно боясь открыть глаза. Что меня разбудило? Звук? Движение? Я прислушалась к своим чувствам и будто бы уловила в комнате слабый шорох. Это, конечно, могла быть Сай: среди ночи либо одна, либо другая служанка приносили ко мне проснувшуюся Габи на кормление, но этот шорох казался слишком уж непривычным.
Все еще притворяясь, будто сплю, я осторожно приоткрыла веки, самую малость… И оцепенела от ужаса. В комнате находился человек — в скудном свете неполной луны он выглядел абсолютно черным. Поверх бедер повязка, как у бойцовых рабов, остальное тело полностью обнажено. Бритая голова также наводила на мысль о бойце или телохранителе, но ночью? В моей комнате?! При том, что наружная дверь закрыта изнутри на засов?
Однако еще больший ужас охватил меня, когда я заметила в правой руке незнакомца длинное узкое лезвие. Он сделал еще один шаг, вглядываясь в темноте в мое лицо, и приблизился — не ко мне, а к колыбели. Мои мысли беспорядочно заметались: как себя защитить? Никогда прежде я не держала в покоях оружие — зачем? Но теперь я сильно об этом жалела. Там, снаружи, в коридоре, наверняка караулят телохранители, но дверь заперта на засов, а между мной и дверью — этот ночной убийца… Даже если я закричу во все горло, он успеет вонзить в меня нож, от неожиданности проснется и вскрикнет Сай, заплачет перепуганная Габи, и тогда…
Я боялась дышать, лихорадочно размышляя, что делать. А убийца уже склонился над колыбелью и занес сверкнувшее в свете звезд острое лезвие…
В тот момент, когда он с силой опустил нож в колыбель, я взметнулась на кровати, будто птица, подхватив простыню, которой накрывалась в душные дни. От неожиданности убийца отпрянул, не издав ни звука, но я успела набросить простыню ему на лицо, и пока он барахтался в ней, пытаясь освободиться, я в два шага подскочила к каминной полке и, схватив тяжеленные бронзовые часы, размахнулась и изо всех сил запустила ими в его голову. Часы упали на пол с ужасающим грохотом и разлетелись на части, и следом за ними на пол рухнул незнакомец. Святые угодники, неужели у меня получилось?
Меня подмывало тут же броситься в детскую: шум крови в ушах не помешал мне услышать, что Сай проснулась, разбуженная грохотом. Но мне хватило здравомыслия вначале подбежать к двери, отодвинуть засов и позвать на помощь рабов-телохранителей.
Переполох учинился чрезвычайный. Габи, похоже, единственная из всех домочадцев не испугалась: я отобрала ее у помертвевшей от страха Сай и немедленно приложила к груди. Диего, всклокоченный и полуголый со сна, властным тоном отдавал распоряжения телохранителям: те скрутили бесчувственное тело нападавшего и выволокли прочь. Ким грозно сверкал черными глазами и пытался робкими прикосновениями успокоить хозяина, разбуженная Лей примчалась на переполох из своей комнаты и теперь утешала всхлипывающую Сай. Изабель куталась в расшитый шелком халат поверх газового пеньюара и гневно восклицала, что утром велит нещадно выпороть нерадивых рабов, чьей обязанностью было охранять сад.
Разошлись все лишь к рассвету. До восхода солнца я лежала без сна, сотрясаясь от нервной дрожи и прижимая к себе безмятежно спящую Габи, и размышляла о том, что неплохо было бы вернуть на окно спальни решетку…
А если бы в комнате, как когда-то прежде, был Джай, ничего подобного бы и вовсе не случилось.
На рассвете стражники сдергивают меня прямо с постели и велят быстро одеваться. На вопросы не отвечают, позволяют лишь наскоро умыться и кое-как натянуть одежду. Руки не сковывают, чем меня безмерно удивляют, зато под конвоем проводят сквозь частокол и ведут к господскому дому. По пути пытаюсь представить, что могло стрястись — сегодня не суббота, а в остальные дни господин Адальяро редко интересуется моей персоной, и уж тем паче настолько, чтобы вести в дом… Да и Вель едва ли отважилась бы вызвать меня к себе, и уж во всяком случае не с раннего утра…
Что же стряслось, дьявол их подери?
Меня ведут не в покои, а прямиком в подземелье, и в душу пронырливым ужом заползает липкий страх, холодным потом стекая между лопаток. Что я успел натворить, адово пламя?
В хорошо знакомой мне камере — пыточной затейника Хорхе — лежит голый человек, распятый на залитом кровью столе. Он яростно вращает белками глаз и что-то бессвязно мычит сквозь заткнутый в глотку кляп.
Хорхе скрещивает на груди руки и опирается плечом о деревянный шкаф с разложенными на полках инструментами. Грязные рукава закатаны до локтей, обнажая испачканные в крови предплечья: Хорхе совсем недавно усердно трудился. Здесь же, на удобном стуле с высокой спинкой сидит дон Диего в домашней одежде. Белая рубашка на груди расстегнута, кое-где на выбеленном хлопке видны кровавые брызги. На лице следы переутомления. Дон Диего тоже успел усердно потрудиться?
— Подойди ближе. Ты знаешь этого человека? — господин устало кивает в
