Книга Сны инкуба - Лорел Гамильтон

Пластиковая доска была изрисована диаграммами. СержантыХадсон и Мельбурн нарисовали кроки местности ещё до того, как мы, все прочие,собрались в этом безопасном, приятном месте за квартал от театра будущихдействий. Они всю доску покрыли входами и выходами, осветительными приборами,окнами и всей мелочью, которую я никогда не замечаю, точнее, вижу, но никак немогу использовать. Я могу сообщить о том, что видела, но кому-нибудь из нихпридётся объяснять это всем остальным. Мой способ проведения таких операций —вломиться в парадную дверь и перебить все, что шевелится. Мне бы не пришло вголову составлять схемы интерьера квартиры или выяснять у владельца здания, чтоон знает о женщине, которая владеет этой квартирой. Они уже эвакуировалижильцов соседних квартир, взяв у них информацию об интерьере и владельце.Полезно было знать, что в кондоминиуме почти нет мебели, поскольку владелица,Джил Конрой, ждёт её доставки, которая уже два раза задерживалась. Что онаработает юристом в большой фирме в центре города и недавно стала партнёром.Увлекательно, но пользы в этом я не видела. Они все ещё пытались найтикого-нибудь у неё на работе, кто подойдёт к телефону, чтобы узнать, когда онабыла на работе в последний раз. А у этих чёртовых раздолбаев в два часа ночи наработе — можете себе представить? — никого нет. Все это, конечно,интересно, но наша жертва там, одна среди вампиров, которые убили уже не меньшедесяти человек в трех штатах. Я хотела побыстрее её выручить, и мне трудно былососредоточиться на мелочах. Наверное, это было видно, потому что сержант Хадсонспросил:

— Вам скучно, Блейк?

Я заморгала на него, сидя на тротуаре. Я устала и не виделапричины не присесть — некоторые ребята из Мобильного резерва тоже присели.

— Малость есть.

Двое ближайших моих соседей — Киллиан с бобриком белых волоси Юнг — единственный среди моих знакомых азиат с зелёными глазами, —отодвинулись от меня подальше, будто не хотели быть слишком близко, когдахлынет кровь. Я заметила, что Мельбурн остался рядом с Хадсоном, будто ожидал,что кровь будет лететь только с одной стороны.

— Улица перед вами, Блейк, можете идти.

— Вы задали вопрос, сержант. Если вам не нужен былчестный ответ, надо было меня предупредить.

Кто-то засмеялся — достаточно тихо, чтобы я не моглаопределить, кто именно, и, очевидно, Хадсон тоже, потому что он не стал искатьвесельчака, а просто разозлился на меня ещё сильнее.

Он шагнул ко мне. Я встала.

— Если вам скучно, Блейк, идите домой. Нам не нужнотакое отношение.

Голос его был ровен и сдержан, каждое слово он тщательновыговаривал. Так говорят, когда сдерживаются, чтобы не заорать или не хряснутькулаком по чему-нибудь.

— Дон Морган может быть ещё жива, — сказалая. — Но каждая минута уменьшает её шансы остаться в живых. Пусть вам ненравится, что ваш капитан допустил меня к операции, можете, блин, меняненавидеть, если хочется, мне плевать — но давайте делать дело. Я хотела бывытащить Дон Морган раньше, чем будет поздно, сержант Хадсон. Хочется мне раз вжизни не попасть в команду уборщиков, а прибыть достаточно рано, чтобы былоещё, что спасать.

Он заморгал темно-карими глазами, соответствующими по цветуусам и коротким волосам. У меня волосы были увязаны в хвост. Мне выдали шлем, аволосы почти до талии в него так просто не влезут, если их не подвязать. Я быих срезала ещё полгода назад, если бы Мика не пригрозил, что тогда он своиобрежет. И потому мне пришлось носить самые длинные в моей жизни волосы. Вид уменя был как у коротышки-хиппи посреди военного типа причёсок и весьмамужественных фигур. Хоть и всунули меня в бронежилет, видно было, что я имдалеко не под стать. Бывают моменты, когда мне вдруг становится неловко, что яне коп, не мужчина, не вхожу в это великое братство. Просто девчонка, простозаклинатель-трепач-вудуист, которому никто свою спину не доверит. Годы прошли стех пор, как я по этому поводу переживала. Может, дело было в чужом снаряжении,которое мне не слишком подходило, или в том, что Арнет и Дольф каждый имеют наменя зуб, или просто в том, что я поверила глазам Хадсона. Я здесь чужая.Никакого тактического смысла не имею. Не знаю, как они делают своё дело. Невхожу в их команду, и в глубине души понимаю, что, сколько бы ни было у менядрузей среди копов, и какой бы значок у меня ни был, копов, считающих менячужой, всегда будет больше тех, кто считает меня своей. Всегда и навсегда ябуду чужой, что бы я ни делала. Частично из-за пола, частично из-за моейработы, частично потому, что я с монстрами трахаюсь, а частично — ну просто яим не своя. Я не выполняю приказы, не держу язык за зубами, не играю вполитические игры. Я никогда не стану настоящим полицейским — просто не умеюиграть ни по чьим чужим правилам. Полиция, настоящая полиция, понимает этиправила и живёт по ним. А я всю жизнь жила по принципу: правила? Какие правила?Вот я стояла и смотрела на Хадсона, выдерживала его взгляд, его злость, ипросто не злилась. Слишком многое во мне было согласно с его злостью, чтобызлиться в ответ.

— Значок вас копом не делает, Блейк. Вы не знаетедисциплины. Если из-за того, что вы порете горячку, убьют хоть кого-нибудь измоих людей, вам наш следующий разговор не понравится.

Мне и этот разговор нравился не слишком, но я не сталаговорить этого вслух. Умнее становлюсь, или устала, или просто мне уже всеравно. Какая разница? Я отстаивала своё мнение без всяких чувств. Я ответилаголосом, совершенно лишённым эмоций: