— Лучше, — ответила я.
— Тогда давайте сюда. Мы двинемся на цель менее чемчерез тридцать минут. Опоздаете — поедем без вас.
Он повесил трубку.
Я выругалась, захлопнула телефон и пошла к своему джипу.
— Хватать наживку, — ответила я.
Я кивнула, продолжая идти, а он не отставал.
— Если не верите, звоните сами капитану Паркеру.
Я уже была у дверцы джипа.
— Это плохие вампиры, шериф, и они ничьи.
Я захлопнула дверцу. Он не стал мешать. Я не рванула сместа, но близко к тому. Паркера я знаю, и знаю, как работает Мобильный резерв.Они не станут нарушать график операции — поедут без меня. Вампиры хотят, чтобымы явились сегодня ночью. Они знают, что у нас есть адрес. Значит, они знают,что мы планируем удар. Они предположили, что мы наметили удар после восхода, изаставили нас действовать раньше. Чтобы иметь с нами дело на своих условиях, тоесть ночью. Но почему не сбежали? Если узнали, что мы обнаружили их убежище,почему не покинуть его? Зачем брать заложницу, пускаться на такие хитрости,чтобы мы точно узнали об этом? Это ловушка, но мы, даже зная об этом, все равнодолжны были идти.
Глава 75
Пластиковая доска была изрисована диаграммами. СержантыХадсон и Мельбурн нарисовали кроки местности ещё до того, как мы, все прочие,собрались в этом безопасном, приятном месте за квартал от театра будущихдействий. Они всю доску покрыли входами и выходами, осветительными приборами,окнами и всей мелочью, которую я никогда не замечаю, точнее, вижу, но никак немогу использовать. Я могу сообщить о том, что видела, но кому-нибудь из нихпридётся объяснять это всем остальным. Мой способ проведения таких операций —вломиться в парадную дверь и перебить все, что шевелится. Мне бы не пришло вголову составлять схемы интерьера квартиры или выяснять у владельца здания, чтоон знает о женщине, которая владеет этой квартирой. Они уже эвакуировалижильцов соседних квартир, взяв у них информацию об интерьере и владельце.Полезно было знать, что в кондоминиуме почти нет мебели, поскольку владелица,Джил Конрой, ждёт её доставки, которая уже два раза задерживалась. Что онаработает юристом в большой фирме в центре города и недавно стала партнёром.Увлекательно, но пользы в этом я не видела. Они все ещё пытались найтикого-нибудь у неё на работе, кто подойдёт к телефону, чтобы узнать, когда онабыла на работе в последний раз. А у этих чёртовых раздолбаев в два часа ночи наработе — можете себе представить? — никого нет. Все это, конечно,интересно, но наша жертва там, одна среди вампиров, которые убили уже не меньшедесяти человек в трех штатах. Я хотела побыстрее её выручить, и мне трудно былососредоточиться на мелочах. Наверное, это было видно, потому что сержант Хадсонспросил:
— Вам скучно, Блейк?
Я заморгала на него, сидя на тротуаре. Я устала и не виделапричины не присесть — некоторые ребята из Мобильного резерва тоже присели.
— Малость есть.
Двое ближайших моих соседей — Киллиан с бобриком белых волоси Юнг — единственный среди моих знакомых азиат с зелёными глазами, —отодвинулись от меня подальше, будто не хотели быть слишком близко, когдахлынет кровь. Я заметила, что Мельбурн остался рядом с Хадсоном, будто ожидал,что кровь будет лететь только с одной стороны.
— Улица перед вами, Блейк, можете идти.
— Вы задали вопрос, сержант. Если вам не нужен былчестный ответ, надо было меня предупредить.
Кто-то засмеялся — достаточно тихо, чтобы я не моглаопределить, кто именно, и, очевидно, Хадсон тоже, потому что он не стал искатьвесельчака, а просто разозлился на меня ещё сильнее.
Он шагнул ко мне. Я встала.
— Если вам скучно, Блейк, идите домой. Нам не нужнотакое отношение.
Голос его был ровен и сдержан, каждое слово он тщательновыговаривал. Так говорят, когда сдерживаются, чтобы не заорать или не хряснутькулаком по чему-нибудь.
— Дон Морган может быть ещё жива, — сказалая. — Но каждая минута уменьшает её шансы остаться в живых. Пусть вам ненравится, что ваш капитан допустил меня к операции, можете, блин, меняненавидеть, если хочется, мне плевать — но давайте делать дело. Я хотела бывытащить Дон Морган раньше, чем будет поздно, сержант Хадсон. Хочется мне раз вжизни не попасть в команду уборщиков, а прибыть достаточно рано, чтобы былоещё, что спасать.
Он заморгал темно-карими глазами, соответствующими по цветуусам и коротким волосам. У меня волосы были увязаны в хвост. Мне выдали шлем, аволосы почти до талии в него так просто не влезут, если их не подвязать. Я быих срезала ещё полгода назад, если бы Мика не пригрозил, что тогда он своиобрежет. И потому мне пришлось носить самые длинные в моей жизни волосы. Вид уменя был как у коротышки-хиппи посреди военного типа причёсок и весьмамужественных фигур. Хоть и всунули меня в бронежилет, видно было, что я имдалеко не под стать. Бывают моменты, когда мне вдруг становится неловко, что яне коп, не мужчина, не вхожу в это великое братство. Просто девчонка, простозаклинатель-трепач-вудуист, которому никто свою спину не доверит. Годы прошли стех пор, как я по этому поводу переживала. Может, дело было в чужом снаряжении,которое мне не слишком подходило, или в том, что Арнет и Дольф каждый имеют наменя зуб, или просто в том, что я поверила глазам Хадсона. Я здесь чужая.Никакого тактического смысла не имею. Не знаю, как они делают своё дело. Невхожу в их команду, и в глубине души понимаю, что, сколько бы ни было у менядрузей среди копов, и какой бы значок у меня ни был, копов, считающих менячужой, всегда будет больше тех, кто считает меня своей. Всегда и навсегда ябуду чужой, что бы я ни делала. Частично из-за пола, частично из-за моейработы, частично потому, что я с монстрами трахаюсь, а частично — ну просто яим не своя. Я не выполняю приказы, не держу язык за зубами, не играю вполитические игры. Я никогда не стану настоящим полицейским — просто не умеюиграть ни по чьим чужим правилам. Полиция, настоящая полиция, понимает этиправила и живёт по ним. А я всю жизнь жила по принципу: правила? Какие правила?Вот я стояла и смотрела на Хадсона, выдерживала его взгляд, его злость, ипросто не злилась. Слишком многое во мне было согласно с его злостью, чтобызлиться в ответ.
— Значок вас копом не делает, Блейк. Вы не знаетедисциплины. Если из-за того, что вы порете горячку, убьют хоть кого-нибудь измоих людей, вам наш следующий разговор не понравится.
Мне и этот разговор нравился не слишком, но я не сталаговорить этого вслух. Умнее становлюсь, или устала, или просто мне уже всеравно. Какая разница? Я отстаивала своё мнение без всяких чувств. Я ответилаголосом, совершенно лишённым эмоций:
