Грегори все еще стоял с раскинутыми руками, подобно огородному пугалу, и выражение его лица казалось удивленным и довольно глуповатым.
— Ну, например, найти какую-нибудь деревню, где вы смогли бы проживать в безопасности.
Что ж, придется усилить нажим! Перегрина передернулась, по щекам ее заструились слезы:
— О, стоит только подумать, что эти люди могли сделать со мной! И что другие, такие же, непременно сделают с беззащитной девушкой! Увы, сэр! Я родилась женщиной, слабым существом. Мой удел — быть жертвой в руках жестоких мужчин!
Теперь она вся дрожала.
Повинуясь порыву, Грегори крепко обнял девушку.
— Не стоит плакать, мадемуазель. Сейчас окружающий мир кажется вам ужасным. Но поверьте, в нем гораздо больше хороших людей, чем плохих. Настанет день, и жизнь снова будет радовать вас!
— Навряд ли, если не найдется мужчина, который полюбит меня! — по-прежнему прижимаясь к плечу Грегори, заплакала Перегрина. — Но кто же решит жениться на опозоренной девушке? Кто захочет подбирать объедки за разбойниками?
— Презрение — это ваша прерогатива, а не их, — голос юноши понизился до шепота, рука его успокаивающе поглаживала спину девушки. — Пусть исчезнут страх и ужас. Я говорю им — прочь! И пусть с ними уйдет напряжение из вашего тела. Успокойтесь, ведь больше нет нужды обороняться от жестокой судьбы!
При этих словах Перегрина расслабилась — даже больше, чем требовалось. Ее тело, мягкое, как воск, прильнуло к телу Грегори и ощутило, как он весь напрягся в ответном движении. Тихие, светлые слезы текли по щекам девушки, однако плач ее трудно было не расслышать.
Оглушенный, Грегори продолжал нежно гладить ее по спине и нашептывать утешительные слова. Он наслаждался ощущением непривычно близкого женского тела, гормоны будоражили его чувства. Юноше приятно было осознавать, что в нем ищут источник силы и находят его. Более того, это приводило его в ликование!
И когда мокрое от слез лицо поднялось навстречу ему, он увидел трепещущие ресницы, розовые лепестки губ и, не задумываясь, поцеловал их. Это казалось так естественно! Сладость этих губ, их ответный трепет, нежные прикосновения языка и зубов заслонили все остальное на свете. Поцелуй все длился, доставляя Грегори невероятное наслаждение. Однако скоро натура телепата взяла верх над чувствами. Его ум проник в сознание девушки, как до того — его язык в ее рот, и был захлестнут водоворотом эмоций. Страх и смущение, облегчение и желание кипели там!
Затем в его мозгу словно вспыхнуло солнце, и Грегори ощущал только его жар и опаляющий свет! В безумной тревоге прижал он девушку к себе, стремясь защитить ее от взрыва в своей голове. Казалось, это может повредить ей! Юноша полностью утратил ощущение реальности.
Когда фантастический образ померк, он по-прежнему держал Перегрину в объятиях, но ее губы уже не прижимались к его губам, и глаза были закрыты. Девушка лишилась чувств. Грегори механически отметил легкий ветерок, который охлаждал его щеки, но все мысли в голове были парализованы страхом. Ибо он обнаружил, что сознание девушки, куда он проник, теперь абсолютно пусто! Да и сама девушка уже не была Перегриной или Морагой, а представляла собой прелестную незнакомку с льняными волосами и невероятно чувственной фигурой. Девушка, которую он держал на руках, являлась Финистер, ведьмой в ее истинном обличий. Понимание этого факта возникло где-то на задворках сознания Грегори и доставило ему неожиданную боль. Теперь он знал, что произошло.
Его сознание во время того обезоруживающего поцелуя было распахнуто, и Финистер использовала все свои силы, чтоб поразить его ментальной стрелой. Однако вступившая в действие система автоматической защиты Грегори отразила этот незримый удар и направила туда, где он зародился. Мозг ведьмы был поражен ее же собственным оружием.
Юноша понимал: она хотела его убить! Но очарование ее страсти было так велико, что он не мог сдержать рыданий. Грегори стоял на коленях перед ее телом и чувствовал, как над ним смыкается плотная пелена отчаяния. Он пытался отыскать пульс, которого, конечно же, не было. Ведьма нанесла нешуточный удар, ведь она хотела его убить!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Екатерина, поднятая по тревоге одной из королевских ведьм, мерила шагами плиты веранды. Лицо ее было мертвенно-бледно. Даже теперь, когда убийцы были схвачены и брошены в подземелье замка Гэллоугласс, королева не находила себе места, кипя гневом:
— Да как они посмели посягнуть на моего сына! Как могли поднять руку на Корделию! Я спущу с них шкуру живьем, заставлю выть от боли и молить о смерти!
— И даже тогда наказание не будет чересчур суровым для этих негодяев, — произнес король Туан с непроницаемым лицом.
— Воистину так!
— Однако, любовь моя, прежде чем пытки превратят этих мерзавцев в бессловесные отбросы, может, стоит задать им несколько важных вопросов?
Екатерина резко развернулась и взглянула на мужа.
На лице ее отразилась легкая нерешительность.
— Каких вопросов?
— Ну, например, кто послал их? Почему они хотели убить Алена и Джеффри, Корделию и Ртуть? — задумчиво проговорил король Туан. — И, самое главное, как удалось убийцам проникнуть в замок Гэллоугласс, в личный сад леди Гвендолен?
Екатерина посмотрела на него долгим немигающим взглядом. Видно было, что гнев в ней борется со здравым смыслом.
— Думаю, твое замечание справедливо, муж мой, — наконец произнесла она. — Приступай, если желаешь.
В это время Ртуть и Корделия находились в том самом саду и наблюдали, как стражники уводят последнего из помощников садовника (или помощников убийцы, неважно, кем там они на самом деле были).
— Но почему они напали на нас? — спросила Ртуть. — Я знаю, Корделия, у вашей семьи немало врагов, но напасть прямо здесь! Чьи это люди, и что им надо?
— Скорее всего, это шпионы организации, претендующей на правление, — Корделия вздохнула и начала свой рассказ.
Она поведала подруге об агентах из будущего, об их целях и усилиях саботировать власть на Грамарии, попытках захвата долговременного контроля над планетой. Начинала Корделия с опаской: она боялась, что придется долго убеждать Ртуть, бороться с ее недоверием. Но та лишь молча слушала, глядя сузившимися глазами и кивая, когда уж больно удачно складывались все части головоломки.
— Так ты думаешь, они из тех придурков, которые стремятся свергнуть все правительства? — спросила она, когда Корделия закончила свой рассказ.
— Да, убийства в их духе. Тоталитаристы предпочитают провоцировать крестьянские бунты, направляя их на аристократов.
— Ну, у крестьян и без того немало причин бунтовать, — справедливо заметила Ртуть. В свое время ее саму на путь беззакония толкнул хищный лорд. — Хотя, судя по тому, как Гэллоуглассы управляют своими владениями, не скажешь, чтоб ваши крестьяне собирались бунтовать.
