Эти факты мы тоже примем во внимание.
К каким же выводам пришла комиссия?
«1. Взрыв, безусловно, вне всяких сомнений, внешний.
2. Взрыв неконтактный донный (заряд находился не вплотную к корпусу, а на грунте). Этот факт тоже бесспорный. Налицо все признаки неконтактного взрыва: встряска (многочисленные свидетели вели речь о двойном толчке, но не встряске. — Б.Н) всего корпуса, огромная вмятина в днище, образовавшийся на грунте котлован (должно быть, профессор считает, что углубление в илистом грунте в 1,5 метра при диаметре в 14 метров может считаться котлованом. — Б.Н.).
Выброс на палубы линкора больших масс ила. Для проверки комиссия провела два экспериментальных взрыва мин: одной — на грунте, а второй — над грунтом, на глубине, соответствующей осадке линкора. Только донный взрыв дал эффект, близкий к ожидаемому (воронка, выброс ила).
3. Характер разрушения корпусных конструкций соответствовал взрыву заряда тротиловым эквивалентом в 1100–1200 кг.
4. Анализ всех обстоятельств дал основание считать наиболее вероятным взрыв немецкой магнитной мины типа "ДМН", оставшейся в грунте после освобождения Севастополя в мае 1944 года. Консультации с ведущими специалистами — минерами позволили разработать весьма вероятную и простую версию причин, вызвавших взрыв мины спустя более 11 лет после ее постановки (случайный толчок якорь-цепью при постановке линкора на бочки, вызвавший пуск остановившегося механизма взрывателя).
5. Крайне неудовлетворительное состояние охраны рейдов и входа в Северную бухту 28–29 октября 1955 года не исключало возможности диверсии. Каких-либо ее признаков установлено не было.
Большая вероятность минного взрыва подтвердилась впоследствии следующими фактами:
— при подготовке судоподъемной экспедиции в марте 1956 года вблизи Ушаковой балки на грунте Северной бухты водолазы обнаружили мину указанного типа;
— при сплошном водолазном обследовании грунта бухты летом 1956 года было найдено 13 донных мин (в том числе — 8 типа "RMH”); три мины находились на расстоянии менее 50 м от затонувшего линкора;
— при повторном водолазном обследовании в 1957 году найдено еще 5 донных мин, из них — три “RMH”.
Найденные водолазами мины не были ликвидированы предшествовавшим тралением в связи с тем, что их взрыватели вышли из строя и не реагировали на магнитные импульсы тралов.
Не дали и полного эффекта и контрвзрывы, поскольку сбрасывание глубинных бомб осуществлялось с недостаточно малым интервалом, не перекрывая дистанцию детонации.
Нашла подтверждение и версия о возможности взрыва донной мины спустя несколько часов после толчков, вызвавших пуск остановившегося часового механизма. Такой случай был в 1951 году в порту Осипенко, где мина взорвалась на грунте ровно через сутки после ухода швартовавшегося над ней парохода.
Таким образом, в пользу минной версии свидетельствует ряд реальных фактов, тогда как диверсионный взрыв, кроме самой его возможности, не имеет сколько-нибудь веских подтверждений…»
Интересно, какие подтверждения диверсионной версии взрыва линкора ожидал Муру? Быть может, пару трупов боевых пловцов или брошенную ими транспортную торпеду? Быть может, Николай Петрович ожидал, что, прикрепив заряды к корпусу линкора, боевые пловцы всплывут и поднимутся на борт линкора, как это было в Александрии в 1943 году. Поверьте мне, я с очень большим почтением и уважением отношусь к корабельным механикам, судостроителям, специалистам аварийно-спасательной службы… Но мне почему-то не очень нравится, когда эти или другие узкопрофильные специалисты пытаются навязать свое мнение по проблемам, напрямую не связанным с их основной специальностью… Я понимаю Андрея Лубянова, для которого профессор Муру искренне уважаемый и непререкаемый авторитет, примерно такой же как для Муру — покойные профессора Першин, Яковлев, или сам академик Крылов… Я вполне свободен от душевного трепета при упоминании этих имен, но готов проанализировать доводы, что приводит Николай Муру в пользу минной версии подрыва «Новороссийска».
Тот факт, что при тщательном обследовании грунта и верхнего слоя ила в районе якорных стоянок кораблей были обнаружены донные мины, еще не доказывает того, что «Новороссийск» таки взорвался на донной мине. При той толще ила, что устилает дно Севастопольской бухты, несложно предположить, что стоит размыть ил в районе бухты Голландия либо в районе между ГРЭС и Сухарной балкой, то там будет обнаружен не один десяток донных мин, неразорвавшихся бомб, и немерено всякой более мелкой взрывоопасной дряни. Отмеченные мной участки Северной бухты в не меньшей степени, чем район между Госпитальным причалом и Инженерной пристанью, привлекали постановщиков донных мин. Но об этом вспомнят лишь тогда, когда один из громадных сухогрузов, зачастивших в район зернового терминала, вдруг «вымоет» мощной винтовой отработкой, к примеру, очередную якорную мину, «дремлющую» на дне с военных лет. Ну и что теперь — быть может, большегрузным судам все эти годы не стоило и заходить в бухты Севастополя?
Считая пропагандистскими и не имевшими серьезных оснований угрозы, исходившие от националистически настроенных итальянских офицеров, профессор Муру утверждает, что никто из авторов, приводящих варианты возможной диверсии, не мог привести убедительных доказательств или сослаться на авторитетные свидетельства. Николай Петрович считает малоубедительными доводы, приводимые Черкашиным в «Славе Севастополя» от 28.10.1990 года, где автор, приводя отдельные свидетельства, рассматривал возможные варианты диверсии против «Новороссийска». Не воспринимает он всерьез информацию, упоминаемую адмиралом Г.И. Левченко о периоде приемки линкора от союзников и о поступавших в ту пору угрозах диверсии.
Я предлагаю ознакомиться с выдержками из публикации «Флага Родины» от 21 ноября 1995 года — «Спецкоманда линкора». Из воспоминаний члена перегонной команды линкора «Джулио Чезаре» о процессе приемки от итальянцев линкора: «На палубах и в жилых помещениях было как после погрома: кучи бытового мусора, бумаги, порнографические журналы, бутылки, банки. Когда пришли к кормовой части, услышали тревожный сигнал дудки вахтенного матроса, который просил помощи. Мы поспешти на кормовую палубу и увидели у флагштока пьяную компанию итальянских моряков и рабочих. Вахтенный матрос сдерживал их, уговаривал идти спать. Они напирали на него и пытались поднять на штоке свой боевой флаг корабля. Один из наших кочегаров — Закиров вырвал у итальянца флаг и мигом скрылся в темных коридорах. Те пытались его догнать, но мы с Бабичем оказались на пути, вежливо их придержали. Флаг передали командиру как трофейный сувенир от воинской части итальянского фашистского флота…
…На рейде появился итальянский транспортный корабль. Итальянская команда собралась с вещами на корме и наблюдала за действиями наших матросов. Сходя по трапу и из шлюпок, многие выкрикивали со злобой на плохом русском языке: "Вам недолго осталось жить на нашем «Цезаре»! Вам не дойти до своей России! Здесь будите кормить крабов! Мы отомстим”… и пр.
