Он похудел и побледнел за время болезни, а черты лица заострились. Девушка почему-то сравнила его со статуей, изображавшей какого-то греческого бога, — она видела ее в Стоук Пэлэс.
Когда надо было заставить Гарри слушаться, не было надежнее человека, чем нянюшка; он повиновался ей, как маленький ребенок.
— Ну-ка, ну-ка, — выговаривала она ему, — вы никогда не поправитесь, коли не съедите все.
— Но я не голоден, — возражал Гарри.
— Так-то оно так, но вы не можете отослать еду назад нетронутой, — сердилась нянюшка. — Ведь тогда вы раните миссис Доусон в самое сердце, а она-то из кожи вон лезет, только б угодить вам!
Вчера Гарри съел гораздо больше, чем ему того хотелось, и нянюшка торжественно, словно кубок победителя, унесла его пустую тарелку.
Тереза смеялась.
— Вот уж никогда не ожидала увидеть вас повинующимся женщине! Я слишком хорошо знаю ваш постулат о должном для нас поведении: нам следует быть спокойными и мягкими, нежными и робкими и, безусловно, покорными.
— Именно этого я от вас и жду! — прозвучало в ответ.
Впервые Гарри подтвердил, пусть и не прямо, их нынешнее положение женатой пары.
Тереза стушевалась и, почувствовав некоторое замешательство, не нашлась, что сказать.
А Гарри тем временем заметил:
— Вы стали говорить по-другому — намного мягче, чем до того, как мы пpибыли сюда.
— Но вы были больны, и я считала вас беспомощным, — объяснила Тереза.
— Лично я думаю, подобная перемена в вас к лучшему. Именно так следует говорить женщинам!
— Мне кажется, вы нарочно вызываете меня на спор, — скривилась Тереза, — но это нечестно с вашей стороны, ведь вы прекрасно знаете, что доктор велел всем беречь ваш покой и ничем не волновать.
— Вы полагаете, будто я из-за вас волнуюсь?
— Я не льщу себе ни в коей мере, — заявила Тереза, — но у меня такое ощущение, будто вы жаждете вступить в одну из тех пламенных полемик, которыми мы наслаждались, когда были… когда катались с вами верхом.
Она чуть было не произнесла «когда мы еще не поженились», но вовремя одернула себя.
С тех пор как Гарри поправился, он ни разу не упомянул о событии, предшествовавшем их приезду в Боурнхолл.
Тереза присела рядом с ним у окна; солнечные лучи проникали в комнату сквозь открытое окно, и волосы девушки в их свете казались чистым золотом.
— У меня есть одно желание, — сказал Гарри.
— Какое? — оживилась Тереза.
— Когда я завтра спущусь вниз, мне хочется посмотреть всех новых лошадей в конюшне. Я бы мог расположиться наверху парадной лестницы, а вы устройте так, чтобы все они прошествовали передо мной.
Тереза захлопала в ладоши.
— Это превосходная идея! Старый Эби сгорает от нетерпения показать их вам, особенно последних двух. Они превосходны!
— Полагаю, вы их уже опробовали, — предположил Гарри.
— Разве можно было удержаться? — удивилась Тереза, но в голосе ее почувствовалось некоторое беспокойство: ведь он мог рассердиться, что она седлала лошадей, не дожидаясь его выздоровления.
Но он с улыбкой произнес:
— Не дайте им вымотаться прежде, чем мне представится шанс поездить верхом.
— Постараюсь, — поддразнила его Тереза. — И не сомневайтесь, они ожидают вас, так же как все в поместье жаждут увидеть вас выздоровевшим.
Гарри посмотрел на нее вопросительно, и девушка объяснила:
— Я заходила к арендаторам, они в восторге от того, что вы вернулись домой. Надеюсь, вы не рассердитесь — я порекомендовала им расширять посевные площади под зерновыми культурами и разводить больше домашнего скота.
Желая предупредить возможный гнев хозяина дома, она поспешила добавить:
— Важно, чтобы все преобразования были сделаны до зимы.
Гарри какое-то время молчал.
— Кажется, я понял — вы перенесли свою энергию с судов вашего отца на мое поместье.
Тереза с тревогой посмотрела на него.
— Смею надеяться, вы не считаете, будто я лезу не в свое дело, — сказала она. — Вы же знаете, многое здесь требует внимания, и все равно придется с чего-нибудь начинать.
— А вы абсолютно уверены, будто я хочу с чего-то начинать? — с некоторой допей иронии поинтересовался Гарри.
Стало тихо.
— Мне казалось… — робко нарушила молчание Тереза, — нехорошо было бы, если б вы увидели… дом и… имение… все вокруг в том виде, в каком это предстало мне в день нашего приезда.
— Почему же?
— Потому что… я думала… вы расстроитесь. В конце концов, это — ваш дом.
Он молчал, и Тереза пролепетала:
— Я… Мне жаль, если я… вторглась в область, которая… является исключительно вашей прерогативой.
— Пожалуй, я скажу вам позже, правы вы или не правы, — наконец промолвил Гарри после затянувшейся паузы, — когда смогу покинуть эту комнату. Но из окна я могу видеть лишь сад, и, похоже, кто-то заботится о нем.
— Они так трудились! Чтобы вы, когда поправитесь, могли оценить, какого результата они сумели добиться!
— Или вы!
Тереза не могла определить, осуждал ее Гарри или благодарил.
Она встала и подошла к окну посмотреть на сад. Неожиданно Гарри протянул к ней руку.
— Подойди ко мне, — попросил он.
Девушка не двигалась. Он подождал немного и удивленно спросил:
— Вы так скоро забыли свою клятву во всем повиноваться мне?
Тереза покраснела. У нее не было никакого желания обсуждать сейчас их мнимое венчание.
Медленно она подошла к нему и взяла за руку.
Он притянул ее к себе и сказал:
— Вы спасли мне жизнь и проявили ко мне столько доброты и сочувствия, вы были так по-женски ласковы и внимательны ко мне, пока я выздоравливал. Мне просто хочется знать, чем я могу отблагодарить вас за все.
Она посмотрела ему в глаза и внезапно ощутила, как что-то странное происходит в ее душе.
Гарри смотрел на нее, и во взгляде его появилось новое выражение, которого она раньше не замечала.
Девушка почувствовала дрожь во всем теле, буквально до самых кончиков пальцев.
Он попытался прижать ее к себе, и, интуитивно угадав его желание поцеловать ее, она вскрикнула и, освобождая свою руку, сбивчиво заговорила:
— О Гарри… Мне нужно. Я должна… рассказать вам… нечто… ужасное… но мне кажется… вы еще не совсем… поправились и… не готовы выслушать меня…
Он замер.
— Что-нибудь случилось?
