Глава десятая
Всего несколько недель назад. Аллердейл Холл, Кумбрия
Кумберленд находится на севере Англии.
Холмы были пустынны, а небо затянуто туманом. Согретая одеялами и дорожным пальто с ярко-красным бантом, Эдит, которая ехала в открытой повозке, задремала, и ей приснилось, что она едет на дрогах на кладбище. Для того чтобы добраться туда, ей не потребовалось много усилий, а это значило, что покойником была она сама. Последняя из Кушингов. Но ведь она больше не Кушинг. Она теперь леди Шарп.
Сквозь холод она ощущала тепло своего мужа, понимала, что видит сон, и заставила себя проснуться. А потом уже Томас сказал: «Эдит, Эдит, просыпайся. Мы приехали».
Первым, кого она увидела, открыв глаза, был Томас. Его дорогое лицо, с четкими чертами, такими же идеальными, как грани ее рубинового кольца. Его глаза были синее, чем изысканная пряжка в виде Виджвудской камеи, которую она долго рассматривала, но потом отложила, когда ходила по магазинам в Лондоне. Томас пытался уговорить ее купить эту пряжку, но Эдит хотела иметь возможность вложить как можно больше своих денег в его горный комбайн по добыче глины. У нее было прекрасное приданое, которое позволит им продержаться до тех пор, пока он сможет вернуть свое состояние.
Если бы только ее папа мог это видеть.
Лошадь подтащила повозку поближе к воротам родового гнезда Шарпов, и Эдит показалось, что это место во многом похоже на те рисунки, которые она уже видела в книге. Остатки поместья и Дома все еще были на месте. Короткие колонны поддерживали железную арку, на которой располагался фамильный крест, который на рисунках часто раскрашивали в красный цвет, как напоминание о красной глине, которую добывали на территории поместья Шарпов. Там же располагался череп с цепями, слишком мрачный и готический, на ее вкус. Такой же крест отпечатался на воске, который скреплял отчаянное любовное послание Томаса. Под крестом в металле были выбиты слова «АЛЛЕРДЕЙЛ ХОЛЛ».
Открытый всем ветрам дом стоял в конце дорожки, выложенной красной глиной, и его окружала коричневая трава и деревья без листьев на фоне темно-серого неба. Аллеи, обсаженные деревьями и стрижеными кустарниками, из видений Эдит куда-то исчезли. Не осталось никаких навесов, где располагались экипажи после того, как высаживали своих седоков, потому что никаких экипажей не было и в помине. Слуг тоже не было видно, кроме одного-единственного старика, как ее предупредили. Томас и Люсиль не могли себе позволить держать много слуг, поэтому давно перестали принимать гостей.
Я все это изменю. После смерти отца контроль над семейным состоянием перешел к Эдит. Она вернет Аллердейл Холлу и его хозяину былое величие. И морщины исчезнут с дорогого лица ее возлюбленного. Они будут танцевать вальс в своем собственном доме, окруженные друзьями и семьей. И детьми.
Эдит покраснела.
Что касается самого здания, то над ним доминировали два готических шпиля разной высоты, а само здание располагалось между полноразмерными механизмами, изобретенными Томасом. Дом строился и достраивался много веков из разных кирпичей и камней: он состоял из галерей, сторожевых бастионов и башен, многие из которых настолько обветшали, что успели развалиться. Грязные окна смотрели на Эдит из-под кирпичных козырьков. Аллердейл выглядел одновременно и как незаконченная конструкция, и как слишком старая постройка, как будто он был живым существом, которое медленно умирало. Как там говорится? Испускало дух.
Томас, как мог, подготовил ее, но вид когда-то великолепного здания, которое теперь превратилось в руины, расстроил Эдит. В ее муже чувствовалась гордость отчаяния, когда он наблюдал, как она осматривает замок. Как и его красивые, но потертые костюмы, Дом говорил о жизни, которая начиналась в роскоши и богатстве, но на поддержку которой не хватало средств. Он говорил о потерях. Эдит вспомнила, что говорил ее муж капитанам бизнеса в Буффало. Он говорил, что обладает несокрушимой волей. И теперь ей казалось, что Аллердейл существовал только благодаря этой воле своего хозяина, и если бы хозяин был чуть послабее, то он растворился бы в тумане, как мираж.
Повозка наконец остановилась, и появился единственный слуга, который почтительно поприветствовал хозяина и небрежно кивнул Эдит. Он был стар, страдал от артрита, глаза его выцвели, а одежда домашнего пошива была еще более изношена, чем темно-синий костюм Томаса.
– Привет, Финлэй. Как живешь-поживаешь? – сердечно поприветствовал его Томас.
– Лучше не бывает, сэр Томас. Увидел вас за целую милю.
– Финлэй, это моя жена.
– Знаю, знаю, милорд. Вы давненько женаты, – наконец ответил Финлэй. Потом он обошел повозку, чтобы заняться багажом.
Бедняга, подумала Эдит. У него что-то с головой. Иногда такое случается со стариками.
Томас достал ее из повозки и поставил на землю. Вдвоем они направились к входу в Дом, хозяйкой которого она теперь была. Томас хотел что-то сказать, но в этот момент очаровательный щенок появился из-за повозки и завизжал от радости, увидев их.
– А это кто такой? – воскликнула Эдит. – Ты мне о нем никогда не говорил. Или о ней?
– Ни малейшего представления, – пробормотал Томас.
Эдит наклонилась, чтобы осмотреть энергичное существо. Под ледяным свалявшимся мехом прощупывались деликатные косточки.
– У него есть ошейник. Как ты думаешь, он приблудный?
– Исключено, – ответил Томас, наморщив лоб. – В радиусе многих миль других домов нет, а до города надо добираться полдня.
– Бедняжка в ужасном состоянии. Можно, я возьму его себе? Он совсем отощал.
