И все-таки к утру он замерз. Первым, правда, опять замерз Саша, Федя понял это по тому, что тот, как в купе Бориса Вениаминовича, не просыпаясь, начал все теснее приваливаться к нему. Федя скинул с себя теплолюбивого соседа, но вскоре и сам почувствовал подлый утренний холодок, пробирающийся под майку. Он не поленился и натянул свитер, а потом и куртку — всю теплую одежду, захваченную из дома. Но уснуть по второму разу надолго ему не удалось. Сашка опять предпринял попытку согреться под его боком, да и растраченное тепло больше не возвращалось. Осознав бессмысленность дальнейших усилий, Федя нехотя поднялся и вылез из палатки.
Он сразу заметил, что за ночь море отступило с занятых прошлым вечером позиций — облюбованный ими для ночлега небольшой песчаный пляжик значительно увеличился. На том месте, где вчера кончалась вода, бурыми полосами лежали безжизненные водоросли и запутавшаяся в них всякая мелкая грязь вроде пачек от сигарет, пробок из пластика, каких-то бумажек. «Отлив», — догадался Федя. До сих пор он только слышал об этом явлении от взрослых да изучал его когда-то на уроках географии. Теперь наблюдал вживе.
Тишина царила вокруг, лишь изредка откуда-то доносились визгливые выкрики чаек. Море больше не шумело. Спокойной равниной раскинулось оно у самых ног, и теперь Федя ясно увидел за мутным пространством воды очертания темных гор. «Да это же Керченский пролив! — понял наконец Федя ограниченность моря. — Это его другой берег видать. Там еще Тамань, где когда-то жил Лермонтов». Как он забыл, они ведь с Петькой все это видели на карте. Правда, тогда они собирались ехать в Ялту, и эта часть Крымского полуострова мало их интересовала.
«Искупаться, что ли», — подумалось Феде: он вспомнил, что речка у него на даче поутру обычно казалась теплее воздуха. Наверняка в море так же. «А ведь тут сразу два моря встречаются, — еще догадался он, — значит, я сразу в Черном и Азовском могу искупаться. То ни в одном, а то сразу в двух».
Федя быстро скинул с себя всю одежду, оставшись в одних плавках. Как ни странно, он теперь не чувствовал разбудившего его холода. Федя еще раз бросил взгляд на другой берег пролива и уверенно двинулся вперед по следам отступившего моря.
Первое же соприкосновение с водой подтвердило его догадку. Да, море было теплым и ласковым, как парное молоко. Жаль только, мелко было, топать и топать до того места, где можно плюхнуться и погрузиться в тепло целиком. Феде пришлось пройти не один десяток шагов, когда ему стало по пояс. Он вытянул вперед руки и уже хотел оттолкнуться и нырнуть, как вдруг услышал чье-то громкое «Эй!».
— Эй! Эй! — голосил кто-то у него за спиной с берега, и крики все приближались. — Эй, постой!
Федя обернулся и радостно обмер.
— Петька! Это ты, что ль?!
— Нет, это Дядя Степа. — Верный своим шуткам, Петька остановился у самой кромки воды. — Вылезай! Где Сашка?
— Погоди, дай хоть окунусь, — вспомнил о задуманном Федя, отвернулся и сразу нырнул. Ему стало легко-легко, будто все злоключения мгновенно смыла теплая вода. Когда он вынырнул и снова обернулся, то увидел, что Петька в лихорадочной спешке стаскивает с себя одежду и тоже собирается последовать его примеру. Так что первый их разговор после не очень-то долгой, но такой волнительной разлуки состоялся в соленых водах на стыке морей.
— Куда вы пропали?! — прокричал на ходу Петька. Он бежал к Феде по мелководью, поднимая фонтаны брызг.
— Это ты сначала пропал, а потом уехал куда-то, — возразил Федя, восстанавливая истинную очередность событий.
— Меня обманул тот мужик, у которого я деньги менял! Почти на сотню нагрел! — тараторил Петька. — Я за ним погнался и чуть в милицию не загремел! Меня Борис Вениаминович выручил! Я теперь его сын! А потом он меня увез.
Последнюю фразу Петька сказал уже спокойным голосом, потому что добрался наконец до поджидавшего его Феди.
— Та-ак… Вот этого я не понял. — Федя, нежившийся, лежа на спине, окунулся и стал на колени. Так ему было по шею.
— Чего не понял? — Петька присел рядом с ним.
— Какого хрена вы уехали? Вот чего я не понял. И Сашка не понял. Мы тебя ждали-ждали, когда ты исчез, потом пошли искать. А как только увидели, ты — нырь в машину с этим Борисом Вениаминовичем и отчалил. Вы что, нас не видели?
— Не видели, — растерянно пробормотал Петька.
— Не бреши!
— Я не брешу, правда не видели.
— И Витаминыч не видел?
— Откуда? Если бы видел, сказал бы.
— Все равно, — до конца не поверив услышанному, продолжал возмущаться Федя. — Все равно, на фига вы уехали? Подождать нельзя было?
— Борис Вениаминович сказал мне, что вас уже забрали.
— Куда забрали? В милицию?
— Зачем в милицию, — сделал круглые глаза Петька. — Вас должна была другая машина забрать. Она раньше подъезжала. Вперед нашей. Ну той, на которой мы сюда приехали. Мы бы в одну все не влезли. Вот тогда бы нас точно ГАИ на трассе остановило.
Кое-что начинало проясняться, но сомнения все-таки еще мучили Федину душу.
— А где ж эта машина? — недоверчиво спросил он.
— А вы разве не на ней?
— Не на ней, — зло буркнул Федя. — Не было никакой машины.
— Тогда я не знаю, — озадаченно протянул Петька. — Мы тоже ее не видели. До сих пор не видели. Борис Вениаминович думал уж, что-то случилось, или, говорил, они приехали на базу, что на горе Митридат. Собирался сам туда сегодня ехать. Только теперь уж не надо. Кстати, как вы тогда сюда-то добрались?
— Как-как, — зло передразнил Федя, — на электричках, старым способом.
— Ну ладно, что ты психуешь? Все хорошо, что хорошо кончается, — примирительно сказал Петька. — Главное, что мы опять вместе.
В принципе он был, конечно, прав, но засевшее в душе у Феди ржавым гвоздем подозрение не хотело рассасываться и исчезать окончательно. Почему ж о Борисе Вениаминовиче ничего не знал тот бородатый археолог с места раскопок на горе Митридат? А с другой стороны, Витаминыч ведь сам туда собирался? Короче, кое-что в этой истории оставалось Феде неясным, но он решил отложить выяснение мелких деталей до будущих времен. Действительно, Петька нашелся, и это главное.
Тем временем на песчаный бережок вылез разбуженный Петькиными криками Саша и, радостно заверещав, врезался в воду рядом с ними. Творческая компания опять была в сборе.
Куда как веселее, чем вчера, шагал теперь Федя рядом с Петькой среди белых домиков. Кочет трещал без умолку, как Ленка, староста ихнего класса, на переменах. Полдороги он слова не давал сказать ни Феде, ни Саше, зато сам выкладывал все: как его накололи при размене денег, как он гнался за обидчиком, как сбил пацана, как его поймали и чуть не сдали в милицию и как его выручил Борис Вениаминович, выдав за своего сына. Потом он очень кратко поведал, как они не нашли на площади Федю и Сашу и уехали в Керчь, считая, что те уже мчатся туда же впереди них на другой машине. Потом, упустив дорожные впечатления, Петька перенесся сразу в Старый Карантин и рассказал, как они устроились в доме у какого-то мужика, обмолвился о Мишане — тот, мол, все время что-то жует, как корова, — и наконец сказал, что очень скоро, наверное завтра, они приступят к поискам сокровищ царя Митридата; будто бы Борис Вениаминович уже ходил с хозяином дома на разведку и нашел совсем неподалеку от Старого Карантина часть катакомб, почти полностью совпадающую с Мирмекийским планом. Тут Саше все-таки удалось вставить словечко.
