Значит, рядом с тобой чужой,Ты его не брани – гони:Вверх таких не берут и тутПро таких не поютВалерий Хрищатый и Казбек Валиев и в жизни, и в горах не разлей вода. Казбек – сгусток энергии, порыва, оптимизма, человек большой силы и выносливости. Валерий, наоборот, спокойный, рассудительный, уравновешенный, во всех делах основательный, природа тоже не обделила его здоровьем. Когда пришел их черед, циклон, разбушевавшийся в Гималаях, достиг невероятной силы. Им пришлось возвратиться в пятый лагерь и ждать, пока он стихнет. Через несколько часов они снова выдвинулись на штурм и лишь ближе к рассвету добились своей цели.
Ребята страшно устали, отдав все силы схватке со стихией. Их возвращения с нетерпением ожидали Ильинский и Чепчев. Но погода, проклятая погода, она внесла свои коррективы, сдвинула график восхождения на полсуток, ближе к ночи. А Хрищатый не захватил с собой пуховые штаны и на спуске вдруг ощутил, как быстро холодеют конечности. Казбек застудил мышцу, у него начался сильнейший кашель, от которого он стал задыхаться. Вдобавок ко всем приключениям оказалось сломанным ребро, и, как он потом признался, создавалось впечатление, что оно своим острым сколом упирается в сердце.
– Темп спуска заметно упал, – слушаю Глотова, – каждый шаг давался Валиеву с превеликим трудом. Хрищатый, как мог, подбадривал его, а сам ощущал усиливающиеся боли в руках и ногах, они покрылись волдырями. Кислород был на исходе. В базовом лагере уже знали о случившемся, знали и о том, что Ильинский и Чепчев свою миссию выполнили, всю необходимую помощь оказали. Они уже собирались к выходу на маршрут и штурм Горы, а тут – приказ руководителя экспедиции Евгения Игоревича Тамма:
Ильинскому с Чепчевым сопровождать вниз Валиева и Хрищатого.
Уговоры и споры ни к чему не привели. Легко понять состояние Валерия и Казбека, внутри у них все клокотало, бурлило, никакой радости от восхождения на третий полюс земли. Получалось, что вроде их вина. Ильинскому и Чепчеву оставалось до вершины Эвереста, как от Центрального телеграфа до Красной площади. Всего метров 300 с небольшим… Но негласное правило: сам погибай, а товарища выручай никто не отменял.
Еще раз заглядываю в запись беседы с Юрием Глотовым, которой тридцать с лишним лет.
– Когда, возвращаясь на родину, поднялись над Катманду, все прильнули к иллюминаторам. Очень хотелось еще раз взглянуть на Джомолунгму. Какая она оттуда, из поднебесья. К сожалению, не удалось увидеть, пролетели мимо. А тут стюардесса объявляет: высота полета 8 тысяч метров. Значит, мы были почти на километр выше, а точнее – на 848 метров.
Я аккуратно складываю обветшалые от времени листочки и возвращаюсь к Пушкину:
Здесь тучи смиренно идут подо мной;Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады;Под ними утесов нагие громады…Этим людям покой только снится. Им совсем не кажется, что после Эвереста они всего достигли. Я вспомнил слова Виктора Седельникова, услышанные там, в Заилийском Ала-Тау: выбрал дорогу – иди по ней до конца! Наверное, это и есть, девиз настоящих альпинистов, горовосходителей по призванию, сердечному и душевному порыву. Ведь сколько еще в мире вершин, куда пока не ступала нога человека. Не только «восьмитысячников». Да и на «крышу мира» ведет немало новых непроторенных путей, ждущих своих первопроходцев. Так или иначе, эту строку еще одного классика они заслужили: «Безумству храбрых поем мы песню!»
…Выставки спортивных фотографий – летопись отечественного спорта. Как долго не хватало здесь снимков с самой макушки планеты с лицами наших людей. Теперь они есть. Усталые, но счастливые лица.
Алма-Ата – Кунгей-Алатау – Москва, 1982.Аттракцион со штангой в парижском «Диснейленде»
Об игре с железом, футбольных страстях и рукопожатье месье Саркози
Увидеть Париж – и умереть? Зачем? Не лучше ли, налюбовавшись вдоволь городом-красавцем, городом, насквозь пронизанным историей, вспомнить ту ее частицу, которая касается не Бастилии, не Наполеона, в общем, всего французского, а нас, россиян, нашего спорта. Именно здесь он получил доступ на официальную международную арену с правом участия в чемпионатах мира и Европы и – как самая вершина – в Олимпийских играх.
Я вспомнил об этом знаменательном и радостном событии во время чемпионата мира – 2011 среди штангистов. Все ведь разворачивалось 65-ю годами раньше, за какой-то час до старта мирового первенства – 1946, и так случилось, что это тоже был турнир тяжелоатлетов и проходил он именно в столице Франции. Нашу федерацию по этому виду спорта первой среди других федераций приняли в члены международной организации (IWF).
Тогда во дворце «Шайо» и родился первый официальный советский чемпион мира, подтвердивший сие высокое звание первыми для нас официальными мировыми рекордами (извините за перебор со словом «первый», но из данной песни именно это слово не выкинешь). Это был Григорий Новак, которого за богатырскую мощь и выдающиеся достижения (в общей сложности он установил 23 рекорда мира и 86 – СССР, этот результат держался до тех пор, пока на арене не появился Василий Алексеев) как только не величали: и «подъемным краном», и «советским Геркулесом», и «фабрикой рекордов». Но главное: по примеру Петра Первого было вновь прорублено окно даже больше, нежели в Европу, – в мир. На сей раз путь был открыт для всего отечественного спорта!
Портье в отеле подробнейшим образом объяс нил мне, как быстрее с Монматра добраться до аре ны чемпионата. Я поблагодарил его и, в свою очередь, пригласил на турнир, о котором он знать ничего не знал, как, думаю, и остальные 99,99 процента французов и заезжих туристов, коих в любое время года во Франции великое множество. Практически никакой рекламы, информации по радио, телевидению, в газетах, за исключением, пожалуй, «Экип», да и то она поскупилась на место для штангистов. Но только не для супергигантов. Здесь главное спортивное издание страны сподобилось на более развернутый материал, посвятив его (что радовало) цепочке наших богатырей – от Юрия Власова до Василия Алексеева (попутно были названы Анатолий Писаренко, Леонид Тараненко, Александр Курлович).
