Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
– Госпожа Анджелика просит пожаловать вас к себе, – церемонно объявил он.
Мадленка насупилась. Она знать не знала никакой госпожи Анджелики и не собиралась идти к ней. На всякий случай спросила:
– А кто она такая?
В глазах Дезидерия мелькнуло удивление, тут же, впрочем, сменившееся пониманием.
– Ах да, ведь ваша милость недавно при нашем дворе. Панна Анджелика сирота.
– И? – поторопила слугу Мадленка, чувствуя, что тот чего-то недоговаривает.
– Она из Литвы, – пояснял Дезидерий, явно испытывая неловкость, – и… очень хорошо принята князем Домиником.
– Его невеста? – загорелась любопытством Мадленка.
Дезидерий покосился через плечо – не слушает ли кто, потом наклонился к рыжему отроку и конфиденциально шепнул:
– Некоторые говорят, что да, а некоторые – что свадьбы никогда не будет. Панна Анджелика, спору нет, не лишена достоинств, но князю Диковскому все равно не чета.
– Ага! – выдохнула Мадленка. – А сам-то князь, что он думает об этом?
На сей раз Дезидерий озирался гораздо дольше.
– Неравнодушен, – еле различимо пробормотал он. – Но мать искала для него княжну из рода Мазовецких, а он весьма чтил волю покойной госпожи Эльжбеты, так что вряд ли панна Анджелика когда-нибудь станет нашей повелительницей.
– Я, пожалуй, погляжу на нее, – объявила Мадленка, но на прощание оглянулась на «огнеплюй». – Что за пушка у вас – чудо! А она стреляет?
– Пока нет, – отозвался Дезидерий, видимо, испытывая облегчение от того, что не надо больше объяснять про таинственную панну Анджелику, – но наш мастер, Даниил из Галича, говорит, что скоро уж ее можно будет испытать.
– А кто он, Даниил? – заинтересовалась Мадленка.
– Главный кузнец их милости. Правда, епископ Флориан утверждает, что «огнеплюй» – суета сует и нам вовсе ни к чему, но князь Доминик так не думает.
«Ага! – значительно подумала Мадленка. – Кузнец!»
– А что он еще делает, кроме пушек? – допытывалась она. – Мечи кует?
– О, – Дезидерий закатил глаза, – мечи у него – загляденье, и легкие, и не ломаются. Князь наш Даниилом очень дорожит, не смотрит, что тот православной веры, хоть епископ на него и ворчит за это.
– А-а, – протянула Мадленка, – так Даниил – русин? А стрелы он тоже делает?
– Он, все он, – подтвердил Дезидерий. – Я же говорю: кузнец, каких мало. И стрелы-то у него не простые, а такие, что с двадцати шагов доспехи насквозь бьют.
Мадленка побледнела, наморщила нос. «И человека тоже», – не удержавшись, подумала она.
– Что ж, дело хорошее, – степенно заметила она на слова Дезидерия.
Они пересекли двор, прошли череду полутемных зал, где толкалось множество самого разнообразного люда, поднялись по лестнице и оказались на женской половине замка, где сновали ловкие, уверенные, сдобные горничные и тонко пахло какими-то восточными благовониями. Мадленка чихнула.
У дверей им встретилась довольно молодая еще – лет двадцати четырех – дама в безвкусном платье желтой парчи.
– А, привел… – протянула она и, взяв лицо Мадленки за подбородок, развернув его к свету, весело воскликнула: – Экий заморыш! Как птенец ощипанный.
– На себя лучше погляди, сударыня, – огрызнулась Мадленка, которой такое обращение с ее персоной очень не понравилось.
Дама тяжело задышала и покрылась свекольными пятнами.
– Что? – просипела она, разом утратив голос. – Да как ты смеешь, невежа!
– Я – шляхтич, – отрезала Мадленка, – и, слава богу, могу отличить благолепную внешность от образины, которую ныне имею несчастье лицезреть.
Дезидерий со смущенным видом кашлянул в кулак. У дамы же, теперь и вовсе малиновой, было в точности такое выражение лица, какое покойный дед Мадленки имел обыкновение называть «адским».
– Мария! – донесся из покоев ленивый голос. – Что там?
Дама повернулась к двери и тихим от бешенства голосом выдавила из себя несколько слов по-литовски, которые Мадленка не поняла, ибо вовсе не знала этого языка. Из покоев донесся серебристый смех.
– Все равно, веди его сюда, – велел голос.
И Мадленка, не дожидаясь приглашения, шагнула через порог.
Ее обдала волна жара. В небольшой комнате вовсю горел камин, дрова полыхали и весело потрескивали, и отблески яркого пламени плясали на стенах, увешанных коврами. В деревянном кресле полулежала женщина, лицо которой показалось Мадленке знакомым. Узкие руки вытянуты вдоль подлокотников, алое платье распустилось диковинным цветком, глаза полузакрыты. Ах да, это же та самая дама, что давеча у князя Доминика порезалась мизерикордией, которую «Михал» предъявил в качестве трофея. Мадленка почувствовала разочарование: мало того что любовь князя оказалась неловка, она еще и некрасива. Лицо худое, губы тонкие, брови выщипаны в ниточку, светлые, соломенного оттенка волосы заплетены в несколько кос и уложены на затылке в сложную прическу – словом, ничего, решительно ничего особенного. На коленях у панны Анджелики сидел, зевая, какой-то диковинный пепельно-сизый зверек навроде ласки, лобастый, с хмурой мордочкой и черной точечкой на самом кончике хвоста. Завидев незнакомца, зверек вскочил и насторожился. Глаза панны Анджелики медленно отворились, так же медленно скользнули по Мадленке, и последняя окончательно уверилась в том, кого ей напоминает литвинка. «Похожа на вялую рыбу», – неприязненно подумала Мадленка.
– А, это ты, мальчик, – протянула Анджелика. – Подойди ближе.
Мадленка спохватилась, что не приветствовала знатную даму, как должно, неловко сняла шапку и отвесила запоздалый поклон. Зверек яростно фыркнул. Левая рука литвинки – та, что не была перевязана, – соскользнула с подлокотника, и длинные пальцы стали чесать у зверька за шеей.
– Так, так… – произнесла литвинка после томительной паузы, во время которой она пристально разглядывала рыжего мальчика. – Значит, ты – Михал?
– Да, ваша милость.
– Хорошо. Садись.
Мадленка села. Из-за занавеси, за которой, очевидно, скрывались внутренние покои, выглянула вторая служанка – помоложе, чем зануда в желтом, и посимпатичнее. Она вполголоса осведомилась у госпожи о чем-то по-литовски, получила короткий ответ и исчезла.
– Это правда, что ты сказал Марии? – спросила Анджелика.
– О чем? – удивилась Мадленка.
– Что она… э… не слишком хороша собой. Правда?
– Она сама напросилась, – заметила Мадленка, пожимая плечами.
По правде говоря, в присутствии Анджелики она чувствовала себя не слишком уверенно. Может быть, дело заключалось в пытливом взоре литвинки, в ее глазах – они были черные, такие черные, что зрачок сливался с радужкой. В них поблескивали странные огоньки, и это тоже не слишком успокаивало. Речь у Анджелики была размеренная, плавная, с медлительными интонациями, и безжалостно резала слух Мадленке, привыкшей к стремительному говору своих соотечественников.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
