— Ступай домой, Питер!
Юноша готов был разрыдаться. Он изумленно смотрел на нее, словно не веря собственным ушам.
— Но ведь это твой день рождения! Ты меня прогоняешь?
— Да, если не умеешь себя вести. Я не хочу, чтобы ты дрался с мистером Хейзом, — это испортит мне все настроение.
— Тогда прогони его, а не меня! Кому он здесь нужен?
— Своей матери… Это ведь и ее праздник, помнишь? — Она улыбнулась Питеру, и ее голос смягчился: — Ты ведь любишь миссис Хейз, правда? И не захочешь расстраивать ее в день рождения?
Лоренс со скрежетом зубовным наблюдал за этими двоими. Зачем она тратит теплые нежные улыбки на разнузданного мальчишку, который слишком молод, чтобы по достоинству их оценить?
В этот момент к ним подскочила Бетти, которая не заметила напряженности, воцарившейся между взрослыми.
— Вы идете? Давайте, мы все вас ждем. Вы не заметили, что на мне новое платье? Правда, оно красивое?
Лоренс наклонился и поцеловал девочку в щеку.
— Очень красивое. Оно тебе идет.
И это действительно было так. При одном взгляде на Бетти у Лоренса поднялось настроение. Ярко-красное платье должно было бы чудовищно дисгармонировать с рыжими волосами. Но почему-то этого не случилось — Бетти прелестно выглядела.
Очевидно, он сказал то, что требовалось, потому что девочка мгновенно просияла.
— Оно новое. Я его надела первый раз. Послушайте… — Бетти сделала пируэт, и длинная юбка с шуршанием обвила ее ноги. — Здорово?
— Здорово. Оно мне нравится.
Ее щеки порозовели от возбуждения.
— Платье сшила ваша мама. Очень любезно с ее стороны было потратить на него столько трудов, — сказала Мэй.
— Я люблю все яркое.
— Ха! Ты похожа на огромную божью коровку, только черных пятен не хватает, — заявил Ник, появляясь в дверях.
Обиженная Бетти молниеносно развернулась, чтобы обрушиться на брата двумя маленькими кулачками в ямочках. Ник без труда отбросил ее, и она шлепнулась у ног Лоренса. Тот поднял девочку и, сердито посмотрев на мальчика, покачал головой.
— Нехорошо обижать девочек.
Он уловил насмешку во взгляде Мэй и слегка покраснел, припомнив, как приказал охранникам вынести ее из своего кабинета. Лоренс знал, что именно об этом она сейчас и думает: ее глаза были красноречивее слов.
Как ни странно, он тоже начинал ощущать способность читать ее мысли. Впрочем, лицо Мэй было настолько выразительным, что догадаться о том, что сейчас занимает ее ум, можно было по глазам или по невольным движениям губ.
— Она первая меня ударила! — с негодованием возразил Ник.
— Ты ее обидел. Чего же еще ты ожидал?
Лоренс избегал взгляда Мэй, мечтая только об одном, — чтобы она перестала смотреть на него так, словно все сказанное им забавляет ее.
— Я ведь не похожа на божью коровку, правда? — спросила у него Бетти.
Лоренс покачал головой.
— Конечно нет, ты просто красавица.
Поверх детской головки он холодно и предостерегающе посмотрел на Мэй. Пусть только попробует посмеяться над этим! Но она и не думала. Мэй улыбнулась ему, и он ощутил стеснение в груди — словно от боли или острого удовольствия. Чудесная теплая улыбка предназначалась на этот раз только ему, и Лоренсу показалось, что он прикоснулся к радуге.
Он не знал никого, кто умел бы так улыбаться. Улыбка Ванессы была лишь изящным движением губ. Порой игривой, порой чувственной, чаще насмешливой — но не теплой. Он только сейчас начинал понимать, как вообще мало тепла было в его жизни и как сильно он в нем нуждался.
— Здесь становится прохладно. Пойдемте, праздничный стол уже накрыт, — сказала ему Мэй.
Дети побежали вперед. Из темноты раздался угрюмый голос Питера:
— А как быть со мной? Могу я войти или нет?
— Сначала извинись перед мистером Хейзом за то, что ударил его.
— И не подумаю! Все равно я не хочу идти, если там будет он! — раздалось в ответ.
Мэй легонько вздохнула.
— О Боже! Теперь будет дуться несколько дней! — Взглянув на Лоренса, она спросила: — Питер сильно вас ударил?
Он чувствовал, как саднит скулу.
— Простой ушиб.
— Надо приложить лед, чтобы не было отека, — посоветовала она.
Подняв пакет, Лоренс пошел за ней в дом, любуясь грацией, с которой она двигалась. В белом платье, достигавшем середины икр и развевавшемся вокруг ног, она была похожа на саму весну.
— У вас тоже очень красивое платье, — хрипловато сказал он.
Мэй с улыбкой посмотрела на него через плечо. В этом неожиданном ракурсе она показалась ему почти прекрасной.
— Это тоже шила ваша мама. Обычно я ношу джинсы, как вы, очевидно, уже заметили: они дешевле и намного практичнее всего остального. Мне приходится быть практичной — у меня так много дел. Когда ваша мама обнаружила, что у меня нет ничего нового, она настояла на том, чтобы сшить мне платье. Это ее подарок ко дню рождения.
— Мне и в голову не приходило, что она умеет шить. — Но сказать по правде, что он вообще о ней знал? Ее жизнь была для Лоренса закрытой книгой. Как она может ждать от него иного отношения после стольких лет разлуки?
— Она пользуется нашей старой швейной машинкой. Удивительно, что вообще удалось заставить ее работать. Она годы пролежала на чердаке, но Билл очень хорошо разбирается во всяческих механизмах. Он смазал ее и починил, и с тех пор Эллин от нее почти не отходит, обшивая всех нас. Похоже, она получает большое удовольствие от работы. Она не может надолго вставать с постели и быстро передвигаться. И у нее такой тяжелый артрит, что ей приходится работать очень медленно и осторожно, потому что руки часто опухают. Но я думаю, что эти упражнения только на пользу ее суставам — было бы намного хуже, если бы она вообще ими не двигала. Да и для нее лучше заниматься чем-нибудь вместо того, чтобы сидеть целыми днями в кресле, читая, смотря телевизор или слушая музыку. Я радуюсь, когда у них появляется какое-нибудь хобби — рисование, или выращивание комнатных растений, или изготовление домашнего вина. Они лучше себя чувствуют, если хоть в чем-то не зависят от остальных. Конечно, хорошо, когда есть компания, но всякому порой нужно побыть одному.
— А как насчет вас? Сколько времени в одиночестве проводите вы?
Она, скорчив гримасу, рассмеялась.
— Не так уж много!
Они вошли в столовую, и все за столом подняли головы и улыбнулись, приветствуя их. Лоренс улыбнулся в ответ и проговорил: «Здравствуйте, как поживаете?», чувствуя себя неловко из-за того, как покинул этот дом в прошлый раз. Он догадывался, сколь важное место в жизни этих людей занимают пересуды и сплетни, и им было все известно о нем и его матери. Но по их лицам ничего не было заметно: все дружелюбно поздоровались с ним.
