Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
— Заткнись, — огрызнулся я.
— А чем ты предлагаешь заняться? — спросил Перси.
— Пойдем со мной, узнаешь.
Мы пошли за танцплощадку, где обнимались какие-то влюбленные.
— Ну, чего ты хотел? — спросил Перси.
— Вот чего, — ответил я и ударил Перси. За руку Пии на его плече, за ее смех ему на ухо. Я просто не знал, что еще делать. Я со всей силы саданул ему в живот, а потом мы еще помутузили друг дружку. Перси этого не ожидал, так что я легко поборол его и положил на лопатки.
— Лучше бы ты никогда сюда не приезжал! — выпалил я. — Лучше бы ты не становился моим кровным братом!
Перси лежал не шевелясь и таращился на меня:
— Да что на тебя нашло?
— Чего тебе вздумалось с ней танцевать? — не унимался я.
— Послушай, — проговорил он и попробовал отпихнуть меня. — Кавалер не может ответить «нет», если дама приглашает его на танец. Так заведено. Ну, теперь пошли назад к остальным.
Так мы и сделали.
Но когда мы вернулись, там остались только Классе и Пия. Марианна танцевала с Данне. Бенке — с Биргиттой. А Леффе — со своей сестренкой, которую он держал на руках. Мы достали еще по сигарете из пачки Классе — чтобы отогнать комаров.
Пия выпустила облачко дыма в сторону Перси.
— Хочешь, еще станцуем? — предложила она.
— Sorry[6], — ответил он. — У Уффе тяжелая рука, так что я теперь не в форме.
— Тогда лучше пойдем домой, — решил я.
Мы брели по проселочной дороге. С танцплощадки долетали звуки грустного вальса — нам под настроение. Ели казались еще темнее. Птицы примолкли. На небе не было ни звездочки. Я сунул руки в карманы, чтобы не учинить еще какую-нибудь глупость.
— Прости, что я тебя отдубасил, — сказал я. — Я не против быть твоим кровным братом.
— Да понятное дело, — кивнул Перси.
— Не знаю, что на меня нашло. Я и сам был бы рад наплевать на нее.
— Не можешь?
— He-а… Лучше бы ты приехал в прошлом году. Или следующим летом.
— Этот год тоже ничего. Черт, это лучшее лето в моей жизни! И оно еще не кончилось.
— Любовь — это как болезнь, — сказал я.
И мы еще немного поговорили о любви: что она заставляет совершать всякие глупости, на которые ты бы сам по своей воле ни за что не решился. И говорить то, чего на самом деле не думаешь. От нее и радость, и горе одновременно.
— Да она на меня плевать хотела! — вздохнул я.
— Ну, со временем все переменится, — подбодрил меня Перси. — Ты тут первый парень на деревне!
— Знаю, — согласился я. — Но ты все равно на нее больше не заглядывайся!
И я еще разок двинул ему. На этот раз по губам. Уж и не знаю, как это рука сама выбралась из кармана. Перси облизал кровь.
— Прости, — сказал я. — Хочешь, ударь меня тоже.
— Только для острастки, — решил он и двинул меня по носу.
Дальше мы шли молча. Перси слизывал кровь с губы. А я зажимал платком нос.
Когда мы вернулись домой, дедушка стоял в своей серой фетровой шляпе и смотрел на море и темное небо. Верхушки сосен раскачивались, а стрекозы метались в воздухе, словно не могли налетаться вдоволь перед закатом. Дед стоял, уперши руки в боки.
— Природой любуешься? — спросил я.
— Глупости! Вот размышляю, не посадить ли еще одну вишню. Рядом с этим чертовым камнем.
Тут он заметил разбитую губу Перси и мой расквашенный нос.
— Вы что это, парни, подрались?
— Так, в шутку, — отмахнулся Перси.
— А вот и нет, — сказал я. — Просто Перси — придурок.
Я понимал, что это нечестно. Перси уставился в землю — ясно было, что он обиделся. У меня тоже было гадко на душе. И от этого я злился еще больше.
— Не желаю с ним больше разговаривать!
— Не будь идиотом, Уффе, — пристыдил меня дедушка. — Бывает, что и повздоришь с другом, и даже подерешься. Всякое случается.
— Вот ты и дерись со своими старыми камнями, — проворчал я. — Или вон попроси своего дружка почитать тебе про Буффало Билла.
И пошел прочь. Я думал, дедушка рассердится. Но, обернувшись, увидел, что он улыбается.
— Ладно, — проговорил он. — Ишь какой вспыльчивый — весь в меня! Не зря тебя назвали Готфридом, в мою честь.
— Вот именно, это ты во всем виноват! — не вытерпел я. — Брата назвали Густавом в честь маминого деда, а меня пришлось назвать в честь тебя.
Я ушел от них и улегся в нашей хижине. Вскоре туда явился и Перси. Он почистил зубы, сплюнул и натянул на себя тренировочный костюм, который заменял ему пижаму.
— Начнем утром строить плот? — спросил он. — Такой, как ты делал в детстве, — из пластиковых бутылок и старых досок.
Я притворился, что не слышу.
— Может, тогда твоя злость немного поутихнет, — добавил он.
Я промолчал.
— Не хочешь отвечать?
Я зарылся головой в подушку.
— Ну и ладно. Иногда хорошо и в тишине побыть. Только ты не думай, что я с тобой раздружусь. Спокойной ночи, Готфрид!
Я молчал как убитый и только смотрел в небо.
Перси почти сразу заснул. А я лежал и смотрел, как на горизонте громоздятся тучи, словно гора большущих черных камней. Полежав немного, я встал. Сначала мне показалось, что я хочу писать.
Но потом ноги сами понесли меня в поселок.
Я вскарабкался на клен во дворе Пии, уселся на ветку и навел на ее окно дедушкин бинокль.
В комнате горел ночник. Пия лежала в кровати и читала журнал «Бильд». На ней была белая ночная рубашка в синий цветочек. На тумбочке у кровати стоял пластмассовый проигрыватель. Пия то и дело накручивала на палец прядку волос, словно думала о чем-то. Через маленькую щелку в окне до меня долетал масляный голос Элвиса Пресли: «Are you lonesome tonight?»[7]
Да, я был одинок. Никогда в жизни не бывало мне так одиноко!
Я был один — только я и рой комаров.
— Господи милостивый, сделай так, чтобы она встала и улыбнулась мне, — молил я Бога. — Господи милостивый, пусть она заметит меня, впустит в свою комнату, поцелует и скажет, что любит лишь меня. Сверши такое чудо! Или я прошу слишком много?
И что же ответил на это Бог?
Он наслал на меня дождь! Пия так и не встала с постели. Когда Элвис допел до конца, она погасила свет. Но я еще целый час просидел на ветке и позволил Богу промочить меня до нитки.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
