Я выстрелил, чуть отодвинувшись от ствола дуба и целясь в галла в красных мешковатых штанах и с обнаженной грудью, который нес в правой руке топор. Ветра не было, расстояние уже сократилось до трехсот футов; нетрудный выстрел. Стрела попала галлу в живот, и он рухнул лицом в землю. Секунду спустя десятки стрел со свистом резали воздух, и каждый лучник дожидался удобного момента, чтобы точно прицелиться. Галлы шли толпой, не строились рядами; те, что шагали впереди, шесть или семь человек, были сражены первыми же стрелами, следующими пали те, кто шел сразу за ними, и еще десять или двенадцать полегли до того, как противник остановился. Несколько секунд они пребывали в ошеломленном состоянии, как человек, внезапно получивший хороший удар по голове. Я выпустил еще четыре стрелы, прежде чем они зашевелились. Огромный воин с копьем и щитом, с лицом, сплошь покрытым закручивающимися спиралями татуировками, протолкнулся сквозь кучу убитых и раненых, что уже образовалась впереди него, и бросился вперед, опустив копье. Он кричал и бежал на нас, и через секунду сотни других воинов кинулись вперед по дороге.
– Назад! – крикнул я. – Все назад!
Мы выскочили из укрытий и со всех ног кинулись прочь от жаждущего мести врага. Эти галлы были могучие мужчины, видимо, самые страшные из воинов Амбиорикса, но они не могли догнать нас, так что мы продолжали убегать, сохраняя безопасное расстояние. Заметив две стрелы, воткнутые в землю по обе стороны дороги, я остановился и обернулся. Остальные лучники последовали моему примеру и повернулись лицом к врагу. Мы стали осыпать насмешками преследующих нас галлов. А те, видимо, решили, что мы уже почти трупы, потому что замедлили бег и стали облизываться, предвкушая, как сейчас устроят нам хорошую бойню. Татуированный воин ткнул копьем в мою сторону и улыбнулся, раскрыв рот, полный почерневших зубов. Он почти не вздрогнул, когда первая стрела вонзилась ему в грудь, на его лице возникло чуть удивленное выражение, когда он глянул вниз и увидел торчащее из тела древко. Две воткнутые в землю стрелы обозначали позицию остальных моих лучников, которые теперь принялись с устрашающей эффективностью поражать галлов, стреляя с обеих сторон дороги. Вскоре земля вокруг была завалена телами галлов. Противник остановился и сомкнул щиты, выставив защитную стену против наших стрел.
– Назад! Отходим назад! – крикнул я, и мы снова побежали к поляне. Галлы, увидев, что мы опять убегаем, бросились за нами, понукаемые своими верховыми командирами, богато разодетыми воинами в кольчужных рубахах, серебряных рогатых шлемах и синих штанах.
Мы рысью добежали до края поляны, где стояли фракийцы, выстроившиеся по центуриям. Позади нас бежали галлы, вопя от ярости и выкрикивая боевые кличи, от которых кровь стыла в жилах. Успели они разглядеть стену щитов или нет, я не знал, но был уверен, что они страстно желали убить меня и моих лучников, порубить всех нас на части, превратить в падаль за то, какой мы нанесли им урон.
Внезапно я споткнулся – не знаю, за что я зацепился, может, за травяную кочку или за камень, но, что бы это ни было, я рухнул плашмя на землю, рассыпав все оставшиеся у меня стрелы и выронив лук. Мои лучники, бежавшие впереди меня, уже просачивались сквозь два прохода, открытые фракийцами в своих рядах; а крики и вопли позади меня раздались еще громче. Время, как мне показалось, вдруг замедлило свой ход, пока я переворачивался на спину, и тут я увидел перед собой жирного и страшного типа, жуткую тварь с огромным двухлезвийным топором; он замедлил бег, подошел ближе и, широко ухмыляясь, встал надо мной. Я ощущал исходящий от него острый запах пота и вековой грязи, а сам лежал, словно пригвожденный к месту. Он поднял над головой топор. Значит, вот где мне придется умереть, на лесной поляне в северной Италии, от руки вонючего галла!
Галл уже орал что-то триумфальное, широко распахнув свою пасть, когда в нее вонзилась стрела и застряла у него в глотке. Надо мной возник Гафарн, грубым рывком поставив меня на ноги. Я быстро пришел в себя и снова начал соображать, подобрал лук и побежал со всех ног под защиту шеренг фракийцев. Мы проделали это за считаные секунды и едва успели – миновав первые два ряда, я услышал позади звон меча, ударившегося об оковку края щита. Он лишь на пару дюймов не дотянулся до меня. Пока мы находились между своими воинами и галлами, люди Спартака не имели возможности метать дротики, но как только, жадно хватая ртами воздух, рухнули на землю позади их рядов, два последних ряда каждой центурии фракийцев сделали поворот кругом, отошли на несколько шагов назад, затем развернулись обратно и, разбежавшись, метнули свои пилумы поверх голов передних рядов, целясь в галлов, которые уже рубили и тыкали мечами и топорами в щиты первой шеренги.
Как и предвидел Спартак, галлы атаковали нас разъяренной и неорганизованной толпой, надеясь, видимо, что их яростный напор сметет все на своем пути. Но их атака захлебнулась, едва начавшись, и они отхлынули назад, как откатывается волна, ударившись о стену мола. Линия фракийцев прогнулась назад, но не сломалась, а потом передовые ряды заработали мечами, рубя незащищенные ноги, животы и плечи галлов. Лишь немногие из них имели на себе доспехи, некоторые были голые по пояс, и хотя они яростно отбивались мечами, копьями и топорами, им никак было не пробиться сквозь плотные ряды дисциплинированного противника. Первый ряд держал щиты перед собой, второй ряд поднял щиты над головами первого, и все это время первый ряд продолжал рубить и колоть мечами неприятеля. Три дюйма стали, как однажды сказал мне Спартак, – это все, что требуется, чтобы убить противника. И вот теперь фракийцы шаг за шагом прорубались вперед. Тылы галлов напирали на передние ряды, рассчитывая создать достаточный напор и инерцию, чтобы прорваться сквозь наших воинов, но все, что им удавалось, это подставить своих товарищей под мечи фракийцев. Смерть в бою редко бывает мгновенной; скорее это достаточно длительный процесс. Некоторые, кому повезло больше, получали удар мечом в сердце или им распарывали горло, но большинству протыкали копьем живот, наносили глубокие раны клинком или кололи его острием, или же поражали стрелой, или зарядом из пращи. Галлы умирали, исходя кровью из страшных ран, крича и плача, глядя на то, как жизнь уходит из них вместе с кровью, хлещущей из вспоротого живота или отрубленной руки. Если они спотыкались и падали в гуще схватки, то оказывались затоптанными насмерть своими же товарищами или противниками или же задыхались в толчее и под телами погибших и умирающих. В смертельном ужасе они переставали контролировать кишечник и мочевой пузырь, мочились и гадили в штаны, добавляя отвратительной вони к повисшему над полем запаху смерти. Именно так и происходило сегодня с галлами – им устроили настоящую бойню. Жуткий грохот битвы разносился по всей поляне, а потом достиг крещендо, когда фракийцы издали могучий боевой клич и пошли в наступление. Они шагали по мертвым телам врагов и переступали через них, топча лица, шеи, ноги и руки, дробя им при этом кости.
– Сейчас они сломаются, – сказал я Гафарну.
– Ага, принц. Точно.
Я повернулся к нему и протянул руку:
– Ты мне жизнь спас. Я твой должник.
Он ухмыльнулся:
– Да у меня и выбора-то не было. Галлия мне этого никогда бы не простила.
