– А суп как? – поинтересовалась Александра.
– Из горла! – весело просветил ее Алексей.
– Так, оставьте ваши гусарские шуточки! – Александра постучала малюсенькой вилочкой по столу.
Алексей и не знал, что можно есть такой – будто из детского набора посудки. Разве что косточки из вишни выковыривать…
– Даже не знаю, как с вами разговаривать! – признался Алексей. – Все время вы норовите под дых. Может, хотя бы на ты перейдем?
– Нет, – отрезала она, строя из себя гордячку. – Так что вы хотели?
– Ну вот опять! – расстроенно откинулся назад Алексей. – У меня всегда так.
Он показал, как его вырубают одним ударом, Александра засмеялась впервые за все время их встречи, и глаза ее сразу же стали не темно-серыми, а нежно-голубыми.
– Да ладно вам! Вы везунчик, сразу видно! – проговорила она.
– Как раз наоборот! – горячо возразил Алексей. – Сегодня вот опять Зинченко на меня накричал.
– Значит, сорвался… – сделала вывод Александра. – Но если бы не он, вы бы тут со мной не разговаривали. Вы знаете про турецкий самолет? Это вообще-то ЧП!
Гущин поглядел на нее пристально, но возражать не стал. Не хотелось ему описывать, как все было на самом деле, да и не о Зинченко вовсе он хотел говорить и не о самолетах… Просто выбрал удачный повод. И уже за это мысленно благодарил Леонида Саввича – если бы не его фигура, то Сашу сложно было бы выманить в ресторан. А так чуть-чуть приврал – и она пришла.
– Да, знаю, – кивнул Алексей. – Я как раз хотел спросить. Как мне с ним себя вести? Он такой занудный, злой, упертый.
– А вы ему скажите это. Любопытно, как он отреагирует.
Они посмотрели друг на друга, и оба засмеялись. Напряжение первых минут спало. Официант принес закуски, Гущин принялся ковырять вилкой в салате. Есть он не хотел, потому что плотно поужинал у отца, но сейчас надо было следовать изначально выбранной версии. Александра наблюдала за его манипуляциями, пряча улыбку.
Алексей проговорил, пытаясь подцепить на вилку скользкую шляпку гриба:
– У нас в школе была столовка, готовили там жуть как. Воровали. Я подбил одноклассников написать письмо. Мол, не можем больше есть то, чем нас кормят. Был большой скандал, поваров выгнали, но кормить стали лучше. А меня чуть из школы не выставили, влепили кол по поведению. И со мной всегда так. Не понимаю, как надо и как не надо. Все равно лезу. Зная, что по башке получу. Вот и с Зинченко чувствую себя второгодником на уроке, – со вздохом признал он.
– Ну, это неправильная позиция, – покачала головой Александра. – Хотя, конечно, мир не любит хороших людей. А вы, по-моему, хороший, – неожиданно добавила она, глядя на него теплыми глазами.
Алексей замер. Он не был готов к этому. Ждал, желал – а вот оказался не готов. Свет и тепло ее глаз словно проникли в него, размягчили, и он торопливо и откровенно произнес, переходя на ты:
– Это ты хорошая. Только вот не знаю, как к тебе подступиться. Чуть что – сразу бдынц!
– Я не поняла, вы про кого расспросить хотели, про Зинченко или про меня? – спросила Александра, снова принимая строгий официальный тон.
Алексей смутился, опустил глаза, и Александра вдруг сжалилась над ним:
– Ладно, я иногда и сама не рада. От вас же от всех только и жди… Ну что с нее возьмешь, она же женщина? Уже неплохо, что пытается мужскую работу тянуть.
– Ну, летчиком быть непросто, по себе знаю, – с пониманием кивнул Алексей.
– А вы знаете, что значит быть женщиной-летчиком? Это значит, надо быть на две головы выше, чтобы за равную приняли. Иначе нельзя, растопчут и выплюнут. Если я перед полетом по громкой связи скажу: «Уважаемые пассажиры. Вас приветствует пилот Александра Кузьмина», эти уважаемые пассажиры такой крик поднимут! «Баба за штурвалом, мы все умрем!» Знаешь, как обидно?
Она тоже перешла на ты – просто, естественно. Алексей одобрительно произнес:
– Вот речь не мальчика, но… девочки! Я уж боялся, что будем говорить, как два пилота. А тут… Не ожидал!
– Начнем с того, что ты не пилот, а стажер.
Алексей умолк. Но Александра не издевалась над ним. Она смотрела долгим взглядом и словно размышляла, вспоминала о чем-то. Алексей почувствовал перелом момента…
А Александра разглядывала его красивое лицо и думала – чем он ей нравится? Тем, что похож на Николая? Внешне – нисколько. Николай блондин, и глаза у него светлые. И черты – другие, совсем другие. Александра попыталась представить себе лицо бывшего жениха и с удивлением обнаружила, что не помнит его! Вроде бы и времени прошло немного со дня их разлуки, а вот стерлось. Хотя… Как немного? Несколько лет уже. И все эти годы она была одна, не смотрела ни на кого, а на летчиков – в особенности. Потому что Николай был летчиком. Потому что он ее предал.
После его эпизода с петлей, когда его грозились выгнать из авиации, Николай неожиданно повел себя совсем не так, как думала Александра. Вместо того чтобы попросить прощения, признать свою вину и убрать гордыню, он встал в позу. Выговаривал Александре, что, дескать, раз он ради нее пошел на этот трюк, то она должна это оценить и бегать теперь, падать в ноги начальству и упрашивать, чтобы его оставили. Саша наотрез отказалась. А он ушел – обиженный, непонятый. Точнее, сделал вид, что его обидели и не поняли. И перечеркнул тем самым два года их прежней жизни и все остальные – будущей.
Александра страдала долго и молча. Внутри дала себе зарок, что все, хватит, ни одного летчика больше не будет в ее жизни. Почему-то ей казалось, что такое поведение свойственно именно мужчинам этой профессии. А так как ей приходилось иметь с ними дело ежедневно, бок о бок, то она не стесняясь высказывала свое презрение и всячески старалась доказать, что женщина за штурвалом – это ничуть не хуже, а даже, наоборот, надежнее, потому что без рисовок и глупостей.
Единственный летчик, которого она глубоко уважала, это Леонид Саввич Зинченко. Вот он никогда не красовался на публику, не заботился о том, чтобы понравиться кому-то. Наоборот, кажется, порой намеренно портил впечатление о себе, становился колким и неуживчивым. Но Александра знала, что на самом деле он очень добрый, ранимый и одинокий человек, несмотря на то что имеет жену и сына.
Но отношение Александры к Зинченко было абсолютно лишено эротического подтекста, она относилась к нему скорее как к старшему товарищу, порой даже как к отцу, тем более что ее собственный погиб больше десяти лет назад. Погиб в небе, так и не узнав, что дочь пошла по его стопам и тоже стала летчицей. Отец был вторым мужчиной-летчиком, бывшим идеалом для Александры. Но его самого не было.
И вот появился Алексей Гущин. Поначалу Александра восприняла его как и всех остальных летчиков, этих напыщенных гусей, задиравших нос. Но постепенно, узнавая его чуточку ближе, интуитивно чувствовала – есть в нем что-то такое, такое… Александра не находила подходящего слова. Что-то настоящее. А что именно – пока не могла понять.
