9.35
– Ты не спросил, твой ребенок или нет?
Я перестал копать и медленно выдохнул.
– Спросил, да? – Чак рассмеялся. – А ты действительно сволочь.
Я опустил голову и потер лицо заснеженной перчаткой.
– Говорю в самом лучшем смысле этого слова, друг мой.
– Спасибо. – Я вздохнул и, покачав головой, снова стал копать.
Чак высунулся из-за двери.
– Не кори себя так уж сильно. Она тебя простит. Сегодня Рождество.
Я хмыкнул и принялся убирать оставшийся снег. Пэм замотала травмированную руку Чака, так что для уборки снега он не годился. Да уж, повезло мне.
– Перестань воображать себе всякое, – добавил Чак, – перестань видеть то, чего нет. Девочка тебя обожает.
– Угу, – промычал я без особой уверенности.
Снег еще шел, хотя и не так сильно, как вчера. Такого снежного Рождества в Нью-Йорке никогда не было. Все вокруг замело, и машины, припаркованные на Двадцать четвертой улице, превратились в небольшие холмики на толстом снежном ковре. Тихий и укутанный в белое одеяло Нью-Йорк казался сюрреалистическим и зловещим.
Ядерных «грибов» на горизонте мы не увидели и поэтому решили, что худшее еще не произошло. Чак, Тони и я прошли по сугробам пару кварталов к пристани Челси и попытались что-то разглядеть в снежной черноте над Гудзоном – может, истребитель, сражающийся с невидимым врагом… Однако за два часа ничего не произошло, только сугробы стали выше.
Как только отключилось электричество, Чак запустил генератор. Наш дом получал телесигнал и Интернет по оптоволоконному кабелю «Verizon», а он должен был работать в любом случае – если вам удалось запитать телевизор и блок кабельного телевидения. Мы попытались включить CNN; несколько часов шли помехи, а потом экран стал абсолютно черным. То же самое было и на других каналах.
Однако радиостанции еще работали и сообщали самые противоречивые версии. Кто-то утверждал, что неопознанные летающие объекты – вражеские беспилотники, другие говорили, что это ракеты, уже уничтожившие несколько городов.
После полуночи президент выступил с коротким обращением и сказал, что произошла кибератака. Ее масштабы уточняются, а о неопознанных летающих объектах информации по-прежнему нет, за исключением того, что ни один американский город не подвергся нападению. Электроснабжение во многих районах уже восстановлено – по крайней мере, так говорилось в заявлении. Правда, мы еще сидели без света.
– Ты уверен, что это необходимо? – спросил я. – Вчера электричества не было всего пару часов. Наверняка его снова включат уже днем.
Чаку пришла в голову мысль выкачать бензин из автомобилей, стоящих на улице. Все забирать не будем, убеждал он, да и вообще они в ближайшем будущем никуда не поедут. Нам нужно топливо для генератора. Бензин хранить в доме не разрешалось, а заправки, скорее всего, сейчас закрыты.
– Как говорил мой дедушка, запас карман не тянет, – сказал Чак.
Когда мы обсуждали этот план в доме, он казался весьма разумным, однако на улице мое отношение к нему изменилось.
Черный ход завалило снегом так, что само открывание двери превратилось в целое приключение. Я едва протиснулся наружу, а потом потратил двадцать минут, расчищая пространство перед дверью.
– Ну, пошли, – сказал я Чаку, отбросив последнюю лопату снега, и мы стали пробираться к ближайшей машине по сугробам, доходившим нам до пояса. Мне было жарко и неудобно, одежда колола кожу, а руки, ноги и лицо окоченели.
– Напомни, чтобы к следующей катастрофе я купил снегоступы, – рассмеялся Чак.
Убрав почти двухфутовый слой снега с первого автомобиля, мы обнаружили, что крышка бензобака заперта на замок, поэтому пошли к следующему. На этот раз нам повезло: выкопав за десять минут траншею, мы поставили канистру как можно ниже и вставили в бак резиновый шланг.
– Помню, покупаю его и думаю – на фига он мне сдался? – заметил Чак, стоя на коленях на снегу. – Теперь вот понял.
Я протянул ему конец трубки.
– Копал я, так что сосать тебе.
– Супер.
Чак наклонился, взял трубку в рот и начал сосать. Через каждые несколько вдохов, он останавливался, чтобы выдохнуть пары, при этом затыкая трубку большим пальцем. Наконец, бензин потек.
– С Рождеством! – пошутил я, когда он согнулся, кашляя и выплевывая бензин.
Чак осторожно вставил трубку в канистру и отпустил большой палец. Из канистры донесся приятный звук текущей жидкости. Сработало.
– У тебя отлично получается сосать.
Чак вытер рот забинтованной рукой и улыбнулся.
– Кстати, поздравляю с беременностью.
Сидя на снегу, я внезапно вспомнил детство в Питтсбурге – то, как мы с братьями после метели строили на заднем дворе снежную крепость. Мать постоянно выходила на крыльцо на нас посмотреть. На самом деле, она следила за тем, чтобы шалопаи-братья не завалили меня – младшего – снегом.
Теперь у меня была своя семья, о которой я должен заботиться. Может, я сам и мог бы уйти в леса с рюкзаком и выжить там, но сейчас, когда у меня появились дети, ситуация коренным образом изменилась.
Я сделал глубокий вдох и посмотрел на падающий снег.
– Не, серьезно – поздравляю. Ты ведь хотел. – Чак положил мне руку на плечо.
Я посмотрел на канистру, вкопанную в снег. Она наполнилась примерно на треть.
– Но она не хотела.
– Ты о чем?
Насколько ему открыться? Держать все в себе не имело смысла.
– Лорен собиралась сделать аборт.
Чак убрал руку с моего плеча. Вокруг нас тихо падал снег. Мои щеки пылали от гнева и стыда.
– Это ее слова. Она сказала, что ждала окончания праздников.
– Какой срок?
– Недель десять. На вечеринке на День благодарения, когда приехали ее родители и папа предложил ей место в бостонской фирме, она уже знала.
Чак выпятил губы, но промолчал.
– Люк был случайностью. Отец Лорен надеялся, что она станет первой женщиной-сенатором от Массачусетса или что-нибудь в этом роде. На нее сильно давили, а я, похоже, ее не слушал.
– И еще один ребенок сейчас…
– Она хотела это скрыть, а после Нового года уехать в Бостон.
