Когда я принес дедушке его фетровую шляпу и помог надеть пальто, всем было жалко его отпускать. В «Пинто» я откинул голову на спинку кресла и сказал:
— Дедушка, ты был великолепен.
— Мы живем в свободной стране.
— Спасибо тебе большущее.
— Никому не рассказывай — будут завидовать.
Дома дедушка сразу поднялся наверх, а бабушка с мамой усадили меня в столовой и устроили допрос. Они желали знать все подробности, но я не хотел, чтобы чары развеялись. И потом, я думаю, они бы мне все равно не поверили. Я сказал, что все прошло хорошо, не вдаваясь в подробности.
Дедушка появился только во второй половине дня, когда начался матч «Джетс». Он уселся перед телевизором в своих запятнанных штанах и рубашке со следами засохшей овсянки. Я уселся рядом. Каждый раз, когда происходило что-то интересное, я вопросительно смотрел в его сторону, но он даже глазом не моргнул. Я сказал что-то про Джо Намата.[21]Дед ухмыльнулся. Я пошел искать бабушку, чтобы обсудить поведение дедушки, который напоминал мне доктора Джекила и мистера Хайда, но она была занята — готовила обед. Тогда я решил найти маму. Та легла подремать. Я разбудил ее, но мама попросила дать ей поспать еще немножко.
У матери была серьезная причина для усталости. Она продала себя в рабство, чтобы оплачивать квартиру в Грейт-Нек. Но в начале 1975 года вскрылась еще одна причина. У мамы обнаружили опухоль щитовидной железы.
На протяжении нескольких недель перед операцией в дедушкином доме стояла тишина, он был охвачен страхом. Только я оставался спокойным благодаря своей мантре. Я твердил ее днями напролет. Когда я нечаянно услышал, как бабушка и дядя Чарли шепчутся о моей матери, о риске, связанном с операцией, о том, что опухоль может оказаться злокачественной, я закрыл глаза и глубоко вдохнул. Я не буду беспокоиться о том, чего никогда не произойдет.
В день операции я сидел под сосной на заднем дворе дедушкиного дома и повторял свою мантру шишкам, которые, как рассказывала мне Шерил, были «детками сосны». Интересно, думал я, кто же тогда сосна — мама или папа? Я положил шишки поближе к сосне, возвращая их маме-папе. Появилась бабушка. «Это чудо!» — воскликнула она. Маму прооперировали, и все было нормально. Бабушка не сказала, да она и не знала, что чудо совершил я. Я спас маму своей мантрой.
Через неделю мать с повязкой на шее выписали из больницы, и в наш первый вечер в Грейт-Нек она сразу легла спать. Я ел лапшу из миски и смотрел, как она спит, повторяя про себя мантру, заворачивая в нее маму, как в одеяло.
Бабушка и дедушка поздравили маму с быстрым выздоровлением после операции. «Ты теперь почти как новенькая», — сказали они.
Но я заметил, что что-то изменилось. Мать смотрела в пустоту чаще, чем раньше. Трогала свою повязку и глядела на меня невидящими глазами, и хотя в конце концов повязку сняли, мамин взгляд не изменился. Я делал уроки рядом с ней, а когда поднимал глаза, то видел, что она смотрит на меня, но мне приходилось по три раза повторять «мама», чтобы вывести ее из оцепенения. Я знал, о чем она думает. Пока она болела и не работала, продолжали приходить счета. Мы потеряем квартиру в Грейт-Нек. Нам придется вернуться к дедушке. Каждый день, проснувшись, я видел маму, разговаривавшую с калькулятором. Каждую ночь она плакала.
Когда наступил неизбежный момент, мама удивила меня.
— Мы с тобой семья, ты и я, — сказала она, усадив меня за кухонный стол. — Но мы живем в демократии. Давай проведем голосование. Ты скучаешь по двоюродным сестрам и брату?
— Да.
— Знаю. И я много об этом думала. Я много о чем думала. Так вот, мальчик мой. Как насчет того, чтобы переехать в Аризону?
В моей голове закружились образы. Как мы катаемся на лошадях с Макграу. Лазаем с ним по горам. Ходим с Шерил за конфетами на Хеллоуин.
— Когда едем? — спросил я.
— Тебе разве не нужно об этом подумать?
— Нет. Когда мы сможем уехать?
— Когда захочешь. — Мама улыбнулась едва заметной улыбкой. — Мы живем в свободной стране.
11
СТРАННИКИ В РАЮ
Всего каких-то восемнадцать месяцев в пустыне превратили моих двоюродных сестер и брата в драгоценные металлы. Их волосы горели золотом, кожа отливала медью, а лица были удивительного бронзового оттенка. Когда они подбежали к нам в аэропорту «Скай Харбор», мы с мамой отступили на полшага назад. Одетые в темные пальто и шерстяные шарфы, мы выглядели и чувствовали себя беженцами с другого света.
— Какие вы белые! — закричала Шерил, прикладывая свою кисть к моей. — Посмотри! Шоколад — ваниль! Шоколад — ваниль!
В аэропорту нас встречали только три старшие девочки. Была поздняя ночь. Мы поехали домой к тете Рут. Где мы с мамой должны были пожить, пока не подыщем себе жилье. Шерил пообещала, что Аризона нам понравится.
— Мы живем в раю, — сказала Шерил. — В буквальном смысле! Так на дорожных знаках написано: «Добро пожаловать в Райскую долину». Это шикарный район Скоттсдейла. Что-то вроде аризонского Манхассета.
Я уставился в темноту. Здешняя ночь была в два раза темнее, чем в Нью-Йорке. Я видел лишь размытые силуэты зловещих гор, которые были еще темнее, чем сама ночь. Я читал, что в Аризоне есть горы, но ожидал чего-то другого, чего-то вроде гор из «Хейди»,[22]роскошно-зеленых, с залитыми солнцем лугами, где женщины в фартуках и ангелоподобные дети собирают нарциссы. В действительности горы оказались голыми остроконечными треугольниками, торчавшими из плоской пустыни, как пирамиды. Я уставился на самый большой треугольник, который, как сказала Шерил, называется Спина Верблюда.
— Почему? — спросил я.
— Потому что он похож на спину верблюда, — сказала она таким тоном, будто я полный идиот.
Я снова повернулся, чтобы посмотреть на гору. Я не видел никакого верблюда. Мне гора казалась похожей на запасного защитника из «Диккенса», который растянулся на спине, а двумя горбами были его колени и брюхо.
Мама сразу же нашла работу секретаршей в местной больнице. Найти квартиру оказалось сложнее. В Аризоне проживало много пенсионеров, и в большинстве многоквартирных домов, особенно недорогих, не разрешалось жить с детьми. В конце концов она солгала менеджеру, сказав, что она разведенная одинокая женщина. Когда мы въехали, она сообщила менеджеру, что ее бывший муж имел полные права опеки надо мной, но его по работе перевели в другой штат и она будет заботиться обо мне, пока он там не устроится. Менеджеру это не понравилось, но ему не хотелось наживать себе проблемы, выселяя нас.
