многого добились благодаря поддержке Кристализ. Даже Альтидия, та милая, слабая девушка, что правит сейчас, стала генеральным секретарём Верховного совета благодаря отчасти усилиям Гегемонии.
— То есть это мы породили Сталлионград? — спросил озадаченно Эрвин.
— Не совсем, — я откусил булочку и запил столичным вином. — Но мы приняли непосредственное участие. Никаких особо подвигов там не совершишь. Одни идиоты верят в мировую революцию, но я бы сказал в мировую резню, а не в революцию… А другие хотят мирного сосуществования. Были, конечно, и те кто захотел обратно в нежные объятья чёртовой богини Селении. Эта тварь, кстати, почему-то остановила генералов, когда те уже были на грани поражения, а не послала подкрепление. Грёбанные трусы…
— То есть битва всё-таки состоялась? — спросила Фреда и убрала у детей тарелки с остатками. Малыши убежали в прихожую.
— Это была не битва, а избиение. Ох, если бы вы знали, насколько же ничтожна армия Вестрии… — я сделал ещё несколько глотков. — Но это уже совсем другая история.
Я продолжил трапезу, когда воцарилась многозначительная тишина, что иногда обрывалась постукиванием столовых приборов. Время от времени я перехватывал радостный взгляд Эрвина поверх стола. Нам не нужны были слова, чтобы понять друг друга. Мы наконец-то были дома, в безопасности, вдали от ужасов окружающего мира.
Здесь нас окружала атмосфера покоя и уюта, которую создали заботливые руки Фреды, усилия горничной Греты и радостный смех детишек Матильды. В моменте я почувствовал нечто особенное — ощущение блаженного спокойствия.
«Какое же прекрасное чувство…»
Блюда исчезали одно за другим, а вместе с тарелками таяли и последние натянутые нотки неприязни. К концу завтрака я откинулся на спинку стула и почувствовал, как меня переполняет удовлетворение.
Я наслаждался по полной не только сытной трапезой, но и самим фактом, что мы с братом были вновь вместе. В особняке, где я и Эрвин дрались, где учили Торрена приёмчикам… В поместье, куда мы приводили девочек из академии и платили им за всякие делишки, где мама ругалась с папой, где я бил Торрена за то, что младший братец никак не мог защитить себя самостоятельно.
«Дождись меня. Просто дождись».
— Слушай, Фреда, если ответишь да, то ты читаешь мои мысли. Скажи-ка… Ванна готова?
— Да, господин Фаррен. Я видимо читаю ваши мысли, — Фреда улыбнулась так ярко, что осветила бы планету.
«Как же хорошо они меня знают…»
Я вошел в ванную. Передо мной предстала массивная мраморная чаша, что была наполнена горячей водой и пеной. Ароматные свечи, что были расставлены по периметру, отбрасывали причудливые тени на стены.
Атмосфера была крайне расслабляющей. Я сбросил вещи рядом со стопкой чистых. Обнаженное тело окутал пар, что быстренько растаял в воздухе.
Спустя минуту я медленно опустился в ванну. Теплая вода ласково обволокла усталую кожу. Я откинулся на бортик и позволил напряжённым мышцам расслабиться после долгого дня. Кубики пресса подрагивали под водой от удовольствия, а веки сомкнулись в блаженстве.
Каждый вдох насыщал легкие пряными ароматами трав и эфирных масел, которыми была наполнена вода. Я старался не мочить гипс и губу, чтобы не пришлось звать доктора для перевязки.
Прошло минут десять, как к двери наконец-то подошла Грета. Она легонько постучалась и предупредила:
— Гер Фаррен… Я вхожу.
В дверном проеме появилась маленькая фигурка в обычной форме горничной, но без дополнительной подкладки. Она бесшумно подошла к ванне.
Движения Греты были как всегда плавны и грациозны. Служанка опустилась на колени и осторожно обмакнула в воду мочалку, а после принялась неторопливо омывать напряженные мышцы.
Нежные и аккуратные прикосновения крайне умело огибали контуры тела. Грета помнила наизусть каждую впадинку и изгиб. Пальцы порхали по коже и смывали усталость и стресс. Аккуратные движения наполняли тело ощущением покоя и расслабленности.
Я даже не заметил, как время стремительно утекло куда-то в пустоту, пока Грета заботливо ухаживала за некогда израненным телом. В моменте пришлось медленно приоткрыть глаза.
И вдруг я встретился с женственным взглядом. На лице читалась преданность, но любимую мамину горничную что-то явно тревожило.
«Мне, наверное, стоит рассказать, что произошло в спальне… Не хочу больше видеть её слёзы…»
— Грета, я…
Но преданная девушка мягко перебила меня, аккуратно положив палец поверх ранки на губе:
— Ш-ш-ш… Прошу не отвлекайтесь, гер Фаррен… Если вы не рассказали, значит мне и не нужно это знать. Я верю в вас. Вы — хороший человек и мой господин. И этого уже достаточно.
Как только я услышал столь добрые слова, то почувствовал, как в груди разливается тепло. Сердце наполнилось признательностью и глубоким восхищением преданной девушкой.
«Сцена в спальне серьезно встревожила Грету, но вместо недоверия или осуждения, она лишь выказывала безграничную веру в меня… Это ли не проявление истинной любви?»
Я обхватил женственную мягкую ладонь и медленно притянул Грету поближе. Тело возжелало ощутить ее успокаивающее присутствие.
— Какая ты хорошая девочка, Грета, — я обнял любимую горничную… Обнял так нежно и так крепко, как только мог.
«Мама… Почему, я становлюсь, таким же как брат? Я не хочу, не хочу этого, поэтому, пожалуйста, не заставляй меня заниматься непотребствами… Ведь я не достоин её чистой любви…»
Я молчал, но во взгляде отразилось столько невыразимой тяжести, скорби, а после и благодарности, что Грета тут же поняла, насколько глубоко я ценю такую безусловную поддержку.
Пришлось улыбнуться сквозь боль. После чего я вновь позволил векам сомкнуться и тем самым отдался во власть умиротворяющей тишины. Бесшумная благодать изредка нарушалась плеском воды, когда Грета двигалась и ковшиком аккуратно подливала воду на тело.
Движения были неторопливы и плавны, как в ритуальном танце. Старые шрамы на спине и ноге изредка пощипывали, когда Грета их аккуратно касалась. Глубокие и суровые, раны напоминали мне кто я есть на самом деле.
По мере того, как горячая влага скользила по коже, я ощущал, как тревоги и печали отступили окончательно и оставили лишь ощущение покоя
