сруб выгнивает не с торцов, а в чашках (о них ниже), куда затекает вода, так что у гнилого сруба еще почти целый торец легко вынимается руками; а ведь чашки как раз топором и вырубаются, уж они-то если бы подчинялись этим теориям, вовсе не должны были бы гнить. Ан гниют.
Не потому в старину стесывали торцы топором. Просто не было больших двуручных поперечных пил. А не было их потому, что не существовало еще технологий проката стального листа. Способом свободной ручной ковки можно изготовить достаточно ровное по толщине полотнище лишь для небольшой ножовки, которой кондовое бревно долго будешь пилить. Появились новые технологии – появились пилы. Появились пилы – стали торцы опиливать. Плотник на заработки пришел, ему работать побыстрее нужно, он теориям будущих искусствоведов потрафлять не будет.
Нет, были у русских плотников, кроме топора, и другие инструменты. Были пилы. Были долота – пазы вынимать. Была медведка – огромный тяжелый рубанок, которым работали вдвоем, пристрагивая плоскости: на рабочем ходу один тянул медведку на себя двумя руками за поперечную ручку, другой толкал от себя. Был отвес – шнур с остроносым грузиком. Была «черта» – большая двузубая железная вилка с загнутыми зубами, чтобы отчертить на бревне, сколько и где материала снять. Был даже и уровень, не хитрый немецкий ватерпас, где воздушный пузырек бегает в заполненной водой, а лучше – глицерином или маслом стеклянной трубочке, заделанной в тяжелый брусок. Нет, мужицкий уровень был еще хитрее: в ровный брусок вдалбливалась вертикальная стойка, укрепленная по бокам раскосами, в верхней ее части был гвоздик, и на нем висела тоненькая рейка, или даже шнурок с грузиком. Приложил плотник брус к бревну: отклонилась эта немудрящая стрелка от метки – нужно выравнивать сруб. Все, что требовалось, было у плотника.
И все же основным инструментом оставался топор. Плотничий топор. Сруб именно рубили топором. Так было проще и удобнее. Да и мужицкая рука была навычнее к топору, без которого крестьянин в дальнюю дорогу не пускался.
Каменное строительство в стране было сравнительно незначительно и существовало преимущественно в городах, прежде всего крупных. Особенно это справедливо для времени до второй половины XIX века. Если поинтересоваться застройкой старой Москвы, то можно выяснить, что значительная, если не большая часть сохранившихся еще барских особняков, даже очень больших по размеру, – деревянная, и лишь оштукатурена изнутри и снаружи с разделкой штукатурки под кладку из крупных квадров. Из дерева строили шлюзы и портовые причалы, амбары и мельницы – все, что угодно. Но основным видом бревенчатой постройки все же была изба, и не только деревенская, но и городская, мещанская, да и мелкопоместные помещики (а их к отмене крепостного права, в 1850‑х годах из более чем 100 тыс. душевладельцев было 80 %) жили в тех же избах, только попросторнее.
За века было выработано множество приемов рубки. Самым распространенным (а на сегодня, пожалуй, уже и единственным) способом была рубка «в чашку», или «в обло». «Облый» по-русски значит – круглый (вот почему облако называется облаком). На концах бревен топором вынималась полукруглая выемка, чашка, точно по форме и размеру бревна, которое в эту чашку ляжет. Два бревна клались в параллель, но вершинками навстречу: комель против вершинки. В чашку на комле ложилась концом вершинка поперечного бревна, в чашку на вершинке – комель. Так вязался из четырех бревен венец. А располагались бревна таким образом для того, чтобы сруб был прямой. Затем в паре верхних бревен вырубались чашки, и в них ложились концами бревна следующего венца. Так из венцов вырастал сруб, или клеть. Между прочим, церковь, напоминающая избу, расположенная не по вертикали, как шатровая или столпообразная, а по горизонтали, так и называется – клетская. Из клетей составлена.
Но это еще не все. Нужно было добиться плотного прилегания параллельных бревен друг к другу. Потому плотник и называется плотником, что он плотно сплачивает бревна.
В книге канадского траппера, то есть профессионального охотника за пушниной, Эрика Кольера, «Трое против дебрей» описано, как он строил себе дом на своем охотничьем участке. Этот человек родился в Англии, учился на юриста, потом уехал в Канаду к родственникам, работал на ферме, а затем, после 11 лет пребывания в Канаде, купил себе участок леса в Британской Колумбии, канадском округе, по природным условиям напоминающем нашу Сибирь где-либо в районе Иркутска, и переселился туда с женой-индианкой и ребенком. Это уже ХХ век, и Кольер, человек образованный, знал, что такое радио, автомобиль и прочие блага европейской цивилизации. А вот того, что знал неграмотный русский мужик, он не знал. Он пишет, что, когда на поляне встали четыре смолистых стены, «Лилиан наколола и настрогала тонкие и прямые сосновые шесты, и я вбил их между бревнами <…> и замазали щели густой грязью». Это в тайге, среди моховых болот! И какие же щели между бревнами были, чтобы в них можно было забивать тонкие шесты! Это насколько нужно было утратить навыки бревенчатого срубного строительства!
Русский же плотник поступал по-другому. Прежде чем положить одно бревно на другое, он в этом втором бревне по всей длине вынимал топором неглубокий желоб по форме и размеру нижнего бревна. Так что бревна очень плотно прилегали друг к другу, и на сравнительно большой площади: верхнее бревно как бы охватывало часть нижнего. А когда просохший сруб (рубили избу не сразу, а давали срубу из сырого дерева выстояться, и под собственной тяжестью бревна еще плотнее прилегали друг к другу) раскатывали и клали из помеченных венцов уже само жилище на фундаменте из мощных «стульев», осмоленных или обожженных толстых обрубков бревен, тогда между бревнами укладывали слой болотного мха-сфагнума. Заготовка такого мха, навивавшегося на небольшие елочки с сучьями и так продававшегося, между прочим, тоже была крестьянским промыслом. Мох не гниет и его боится всякая нечисть. Недаром споры сфагнума использовались в медицине для присыпки ран от воспаления, и недаром грибы, растущие во мхах, всегда чистые, без единой червоточинки.
Рубить сруб в чашку проще всего. Но дождевая вода, скатываясь по бревнам, может затекать в чашку, и по углам сруб начнет гнить. Поэтому иногда срубы рубились «в охлуп»: не верхнее бревно клалось в чашки, а нижнее накрывалось чашками верхних. Правда, так подгонять бревна немного сложнее.
При такой рубке концы бревен торчат по углам. Это не очень красиво, а если дом предполагается обшить сверху тесом или даже оштукатурить, то углы просто будут мешать. Поэтому для некоторых построек применялась довольно сложная рубка «в зуб». Она настолько сложна, что ее и описать-то непросто. Конец каждого бревна обрубался таким образом, чтобы каждая плоскость четырехгранного объема представляла собой трапецию. В результате сопряженный угол из
