мне чашку и улыбается. — Не отравлен, яда нет, — заверяет он, приподнимая бровь.
— Разольет или окатит меня кипятком, — Аарон принимает из его рук чай и подносит его к моим губам. — Пей.
Мне кажется это какой-то изощренной пыткой. Недоверчиво втягиваю носом воздух, чувствую аромат трав, но пить не спешу.
— Что не так?
— Мне будет больно? — отклоняюсь насколько могу и пытаюсь закрыться руками.
— От чая?
— Вообще?
Мой голос дрожит и кажется чужим. Он севший и хриплый от волнения.
— Ты выйдешь от сюда не испытав никаких болезненных ощущений, — говорит Аарон, наблюдая за моей реакцией. — Лишь при одном условии — говоришь только правду. Вопросов у меня не так много. Советую задуматься и не упираться. Договорились?
Закусываю губу и киваю, ведь у меня нет иного выбора.
— Даже не пробуй врать, дознавателем я стал не случайно. Первый самый простой вопрос. Твое имя?
— Эмма.
— Полное имя.
Я тяжело сглатываю, смотрю на узел, сковывающий мои руки, и за першением в горле стараюсь выкроить себе время на раздумья. Слишком ли опасно называть имя отца? И смогут ли они проверить, если я совру. Открываю рот, хочу представиться именем с поддельных документов, но понимаю, что не помню его.
— Эмма Фон де Тремьера, — выпаливаю первое пришедшее на ум.
— Ещё одна попытка и буду принимать меры.
Вздрагиваю как от удара и ловлю взгляд льдисто-голубых глаз.
— Эмма фон де Денгора.
— Я предупреждал, — Аарон надавливает мне на грудь, заставляя лечь.
— Подожди! — отчаянно вскрикиваю, но он не слышит и заводит мне руки за голову.
Я верчусь, стараюсь пнуть мужчину ногой, чтобы отпустил, перестал затягивать ремни на моих запястьях. В ответ на мои потуги, Аарон сильнее сдавливает мои руки, причиняя боль, перехватывает мою ногу под коленом и задирает юбку, обнажая ноги и ажурные чулки.
— Продолжай, оголенное тело меня вполне устраивает, — говорит он, намекая на мой неподобающий вид. — С чего начать? С рук или ног? Что у тебя более чувствительное и поможет тебе разговориться?
— Я скажу и так! — восклицаю сквозь непрошенные слезы. — Эмма фон де Паллен.
— Умница, — дознаватель расплывается в одобрительной улыбке. — Можешь же, когда хочешь.
— Кто был одарённым мать, отец или оба?
От его вопросов хочется рыдать в голос. Я боюсь, что это поможет вычислить мою сокровенную тайну, о том, какое чудовище перед ними оказалось на самом деле.
— Ну? — торопит Аарон, не дает время на раздумья, заставляет говорить, прежде, чем я обдумаю последствия правды.
— Мать, — протягиваю, уверенная, что он точно не мог узнать подобное.
— Мои вопросы кажутся тебе слишком сложные, раз ты постоянно врешь?
— Я не вру.
— Твоя ложь слишком горчит, — Аарон кривится и нависает над моим лицом. — Хоть я и знаю правильный ответ, более не потерплю вранья!
От его напора по телу проходит волна озноба, и если я до этого тряслись, то теперь меня колотит от страха.
— Эдгар, раскаляй ножницы, — намеренно медленно приговаривает Аарон, выделяя каждое слово. — И так, последняя попытка. Тебя заставили воровать?
— У меня не было выхода.
— На те моменты, которые ты украла в зачарованном лесу, ты могла долгое время жить. Зачем тебе ещё?
— Я должна заплатить откупную, чтобы уйти.
Аарон смахивает слезы с моего лица, протирает платком вспотевший лоб. Его мнимая забота подкупает, но я знаю, что все это игра для того, чтобы я рассказала без утайки обо всем, что может заинтересовать дознавателя.
— Почему не пришла к одарённым?
— Боялась, — говорю правду, надеясь, что это не вызовет подозрений и, чтобы избежать лишних вопросы добавляю: — Росла среди людей, много плохого говорят об одаренных. О том, какие они жесткие, и как расправляются с неугодными. Я же рождена от одарённого и простого человека. Идти к вам для меня опасно.
— Глупая, — вздыхает Аарон с горькой усмешкой. — Надо было сразу прийти, пока не натворила всего этого.
— В семье ты осталась одна?
— Да! — смело вру, чтобы не выдать брата и для убедительности выпаливаю на одном дыхании: — Роды у матери были сложными, кроме меня никого выносить не смогла.
— Где жили?
— Где придется, — говорю почти правду. Нам с братом пришлось туго, холод улиц был знаком. После смерти матери наладилось все лишь, когда я начала заниматься воровством.
— Ты готова на убийство ради своей жизни?
— Нет! — кричу в страхе, распахивая глаза и приподнимаясь на лопатках. — Я случайно вас так ударила, хотела лишь отвлечь, чтобы сбежать.
— Хорошо, Эмма, — он давит мне на ключицу, заставляя лечь обратно. — Верю. — Как найти твоих сообщников.
— Я не знаю. Мы всегда обменивались информацией в трактире.
— Название? И где он?
— Оловянный горшок.
— По ту сторону зачарованного леса? Ты ведь оттуда?
— Да.
— Кроме тебя, есть еще одаренные?
— В проклятом лесу.
Аарон поджимает губы и недовольно цокает.
— Росла среди людей. Ни воспитания, ни чести.
Молчу. Я не в том положении, чтобы злить дознавателя и доказывать свою правду.
— Вы отправите меня на казнь? — решаюсь спросить и трясусь, сжимаюсь от страха.
— Эмма, действительно, украденная сумма намного превысила допустимую для помилования. А ведь, я еще не знаю, сколько было в действительности.
Дознаватель замолкает, следит за моей беспомощностью и выражением мучений на лице. В костюме посреди орудий для пыток он смотрится неуместно. От него не веет агрессией, но я понимаю, что он привык вытягивать информацию любыми способами. Для него не будет чуждо выпить чай с травами, пока жертва заходится хрипом.
— Не реви, я еще ничего не решил, — сухо бросает Аарон и присаживается рядом. — Знаешь, кому принадлежит кольцо, которое ты украла?
Мотаю головой, потому что не в силах ответить. Я едва сдерживаюсь, чтобы не пнуть его ногой, когда он проводит пальцами по моей кисти, проворачивает кольцо на пальце и накрывает ладонью мою руку. Его чрезмерная близость нервирует, подталкивает к глупостям, о которых после придется жалеть.
— Тогда это объясняет, отчего ты так напугана, — с кольца его взгляд переходит на меня и он снисходительно хмыкает. — Так уж получилось, что я являюсь его владельцем. А ты влезла не только в мой дом в городе, но и в мою комнату в замке.
Отчаяние накатывает с новой силой. Дар жжёт. Мое дыхание становится тяжелее. Стискиваю зубы и рычу, выворачиваю связанные руки в попытке освободиться. Меня сразу же удерживают, не дают калечить себя.
— Она не понимает, — говорит Эдгар.
— Вижу, — прищуривается Аарон и, наклонившись, кричит на ухо: — Успокойся! Поговорим.
Я продолжаю биться в его руках. Его слова кажутся нелепыми. Запертый огонь внутри, не найдя выхода, нестерпимо печет, из-за него я верчусь и выгляжу