как ума лишённая, обезумевшая от жесткой правды.
— Истеричка, — выдыхает Аарон. — Жить будешь, если сейчас же прекратишь извиваться! Повторяю ещё раз! Целителей здесь нет!
— Не могу, — отвечаю хрипло. — Мне больно.
— Ты сейчас сама себе делаешь больно, — раздраженно бросает Аарон. — Жжёт внутри?
Мотаю головой, чтобы не выдать себя, чтобы он не понял, кто перед ним на самом деле.
— Отвечай да или нет.
— Нет, — вру, боясь вызвать подозрения. Пусть думают, что я теряю сознание от мельчайшего пореза.
— И так видно, что потенциал большой, — звучит задумчивый голос Эдгара где-то сбоку. Он хоть и не вмешивается, но внимательно следит, анализирует и, наверняка, поделится своими выводами с дознавателем. Иначе, зачем он здесь?! — И с контролем проблемы, — Я слышу стук ботинок и невольно поворачиваю голову. — Тебя не учили контролировать дар?
— Нет.
— Хорошо, — Аарон подцепляет мой подбородок и обращает мой взор на себя, смотрит мне прямо в глаза, в то время как я старательно отвожу взгляд. — С обручем на шее не стоит лишний раз волноваться, раз он так действует на тебя. Давай прямо. Сотрудничать с нами тебе придется, способов разговорить тебя, как видишь, уйма. Жить будешь, казнь откладывается. Так уж получилось, что ты мне нужна. То кольцо, которое ты украла и не можешь снять, говорит о том, что ты идеально подходишь моему дару. Если не согласишься на условия, вернешься сюда вновь. Все поняла?
— Да!
— Я займусь твоим воспитанием, — говорит Аарон и упирает руки в жесткую деревянную поверхность у моей головы, ловит мой всхлип и отталкивается, явно раздражённый моим состоянием.
Я не вижу куда он и зачем направился, но воображение услужливо рисует картинку кнута. Иначе как он ещё будет заниматься воспитанием.
— Главное не ври, — Эдгар наклоняется, старается говорить тише, так чтобы его слышала только я. — Вы теперь связаны, а ты падшая женщина, да еще и воровка! И пусть это останется между нами. Одаренных мы казним крайне редко. В исключительных случаях, а такого при мне и не бывало.
— Из-за чего был последний?
— Огненный попался, его и казнили, — припечатывает меня ответом Эдгар.
— Меня отпустят? — мои губы дрожат, лежать неподвижно невыносимо, лоб покрылся испариной. Внутренности выворачивает от жара. Закусываю губу, стараясь сдержать стон.
Я жду ответ. Но не через минуту, не через две не получаю его. Запертый дар внутри принимается разъедать меня своим жаром с новой силой. Мы будто вместе ждали, что скажет Эдгар и теперь он, оставшийся в заточении, медленно пожирает меня. Я будто медленно сгораю.
— Аарон!
Дознаватель быстро подходит ко мне, кладет ладонь на лоб, сосредоточенно смотрит и развязывает мне руки, чем я тут же пользуюсь и переворачиваюсь на бок, подтягиваю колени к груди.
— Самое страшное позади, а ты все трясешься, — на удивление спокойно говорит Аарон, а я все равно ежусь от его близости, рассматривая за его спиной железные башмаки. — Мы уходим отсюда, можешь выдохнуть.
— В камеру? — выдавливаю я через несколько мгновений давящей тишины.
— Нет, — возражает Аарон и приподнимает бровь, не спеша отвечать на мой немой вопрос. Его молчание нервирует меня, по телу проходит судорога, дознаватель цокает, недовольный моей немощью и слабостью и, сжалившись, решает пояснить: — Условия будут лучше, чем ты представляешь. Само предложение для блудной девчонки тоже.
Мне хочется возразить, но вместо этого из моего рта вырывается стон.
— Так плохо? — в голосе дознавателя звучит беспокойство, хотя, мне только кажется. Из-за всех трудностей, которые мне пришлось пережить, любая фраза, где есть хотя бы намёк на проявление сочувствия или заинтересованности воспринимается как забота.
— Да, — еле выдавливаю, в тайне надеясь на небольшую передышку.
— Резерв силы слишком большой. Неожиданно, — задумчиво протягивает Аарон. — Придется поспать.
Я до скрипа сжимаю зубы, зажмуриваюсь, делаю вид, что не вижу протянутый мне пузырек. Хоть я и беззащитна перед мужчинами, но погружаться в сон означает для меня полную уязвимость. Они смогут делать с моим беззащитным телом абсолютно всё: поставить клеймо, раздеть, привязать на площади на потеху толпе.
— Мне вливать насильно? — Аарон касается моих губ подушечкой большого пальца, оттягивает вниз, подставляет пузырек, предлагая отпить. — Не будешь спать — будет жечь.
Поднимаю мутный взгляд и отрицательно качаю головой.
— Пей сама, если я буду поить тебя насильно, будет больно. Уснешь здесь, проснешься в замке. Никакой изнуряющей дороги, соблазнов сбежать и глупых попыток оправдаться.
Аарон пользуется моим замешательством. Он приподнимает меня, просовывает ладонь под лопатки и прижимает к себе. Я чувствую жар его тела и послушно запрокидываю голову.
— Умница, — снисходительно улыбается он и вливает настойку мне в рот.
На мгновение наши взгляды встречаются. Аарон не спешит меня отпускать и крепко держит, ждет действия зелья. Он берет мое запястье и кладет палец на пульс, чтобы наверняка удостовериться в действии снотворного. На тело накатывает слабость, жар отходит на второй план. Надеюсь, что в моих глазах он не увидел ни одного сполоха огня. Это последнее, о чем я думаю, прежде чем провалиться в темноту.
Глава 6
Я открываю глаза и сразу же щурюсь от солнца. Меня слепит. Недовольно кривлюсь и поворачиваюсь на бок, хочу прикрыть лицо ладонью и рассмотреть, где лежу, но мои руки оказываются связаны. Делаю вид, что продолжаю спать и рассматриваю узлы на запястьях. Ободранная кожа саднит, кровоподтеки хочется промыть водой и забинтовать, чтобы не бросались лишний раз на глаза. Но вряд ли можно рассчитывать на снисхождение. От осознания, что со мной могут сделать все что угодно, страх сжимает грудную клетку. Жалею себя и позволяю слезе скатиться по щеке. Плачу без всхлипов, тихо, чтобы было время осмотреться и понять, нахожусь ли я в комнате одна.
Передо мной стоит книжная полка до самого потолка и пара кресел. Скосив взгляд, вниз вижу письменный стол, под которым пряталась.
— Снова ревешь? — дергаюсь, услышав голос Аарона, и оборачиваюсь.
В отличие от меня он переоделся в домашние черные штаны и свободного кроя белую рубашку, которая отлично подчеркивает его натренированное тело.
Аарон садится рядом со мной, а я приподнимаю связанные руки, чтобы он сохранял дистанцию. Истолковав мой жест иначе, он усмехается.
— Я не реву, просто солнце слепит, — игнорируя его веселье, демонстративно прищуриваюсь. — И руки развязать не прошу, знаю и так, что бесполезно.
— А ты попробуй. Попроси, — несмотря на мой протест, он садится вплотную ко мне и нависает надо мной.
Вздыхаю и отворачиваюсь, вжимаю голову в плечи. Его близость пугает.
— Молчишь, — констатирует Аарон и убирает волосы с моего лица. — Действительно думаешь, что я не позволю
