и нет времени на профанские фантазии всяких выскочек». Профессор раскусил последнюю горькую пилюлю и вошел в комнату управления.
В просторном зале, заставленным по периметру терминалами и измерительным оборудованием, собралась толпа лаборантов, суетливо мельтешащих из стороны в сторону в броуновском движении.
– Я уже не надеялся, что вы одарите нас своим присутствием, – грозно пробубнил Виссарион Иванович. – Однако вы здесь, и это главное.
– Меня все еще не покидают сомнения относительно необходимости моего присутствия, – раздраженно и одновременно сонно отвечал профессор. – Свойство продуктов распада биоматерии, подвергшейся Самосбору, это немного не мой профиль.
– Поверьте, Леонид Степанович, – вклинился в разговор Вадим, – вашей компетенции будет более чем достаточно.
– А, это вы, – профессор бросил усталый взгляд в сторону нового собеседника. – Что на этот раз? Скрещивание испражнений улиток?
Вадим еле усмехнулся.
– Понимаю ваш скепсис. Вы уж простите, что пришлось дергать в такой час, но вы единственный специалист по Самосбору, который нам доступен. Эти испытания очень важны для всех жителей Гигахруща, и я хочу, чтобы все прошло без сучка, без задоринки.
– Оставьте эту неумелую лесть вашему руководству. Просто скажите, что вам от меня нужно, и покончим с этим.
– Все очень просто. Доведите коэффициент Самосбора до одного и трех, а дальше просто наблюдайте.
– Одна целая и три десятых? – лицо профессора побледнело от ужаса. – Зачем вам такая интенсивность?
– Довольно вопросов, – вмешался Виссарион. – Задача поставлена, вот и выполняйте. Оборудование готово, персонал ждет ваших инструкций.
– Но…
– Немедленно!
Елезаров трясущимися руками нащупал спинку стула и занял место за центральным пультом.
– Открыть клапаны на четверть.
Едкий фиолетовый туман стал медленно просачиваться в испытательную камеру и скапливаться плотным облаком вокруг цилиндра.
– Самосбор – три десятых, – доложил лаборант.
– Запускаю инфразвуковые эмиттеры.
Стены камеры затряслись, на полу тонкой пленкой выпал осадок из черной слизи.
– Самосбор – семь десятых!
– Вам действительно нужно больше? – дрожащим голосом сказал профессор.
– Эксперимент требует продолжения, – холодным тоном ответил Виссарион.
– Текущего уровня вполне достаточно, чтобы…
– У вас нет другого выбора, пожалуйста, продолжайте.
Лицо Елезарова застыло, словно каменное. Да, он уже не первый раз пересекает отметку в одну целую, но после каждого такого раза он чувствовал, как в нем умирают последние остатки человечности. И всегда ему казалось, что ниже пасть он уже не может. Молодой лаборант заметил замешательство профессора и решил предложить свою помощь
– Может, мне самому повысить амплитуду звуковых волн? Я читал все ваши работы, думаю, я смогу управлять резонансом.
Профессор медленно обернулся к коллеге.
– Вы уже делали это раньше?
– Честно признаться, – замялся парнишка, – я вообще первый раз провожу симуляцию.
– Вот как? – Леонид Степанович бросил презрительный взгляд в сторону своего начальника и осторожно подошел к юнцу. – Тогда вы должны кое-что знать, – он положил свою руку на ладонь лаборанта и плотно прижал ее к контрольной панели. – В моих работах я намеренно скрыл одну маленькую деталь, – словно из ниоткуда профессор вытащил скальпель и вонзил его в ладонь пареньку. Кровь багровым ручьем заструилась по переключателям и тумблерам. Лаборант дергался и вопил от боли.
– А-а! Что вы делаете?!
– Без страдания нет пути к познанию, – прошептал профессор. Второй рукой он медленно поднимал рычажок управления излучателем. Остальные лаборанты не обращали на него никакого внимания, словно не происходило ничего необычного.
– Самосбор – одна и четыре сотых.
Туман в камере закружился безумным вихрем, слизь кипела и окрашивалась всеми цветами радуги.
– Этого мало! – кричал Вадим. – Продолжайте подъем!
Профессор шепнул парнишке «Прости», вынул скальпель из окровавленной кисти и быстрым движением вскрыл горло бедняге. Кровавый поток залил приборы управления. В воздухе появились нотки чеснока, гнили и паленой резины. Помещение пультовой затряслось и наполнилось фонтанами искр. Из-за гермощитов испытательной камеры послышался истошный нечеловеческий крик, переходящий в рев, сопровождаемый оглушительными ударами.
Шоу продолжалось еще две минуты, а потом внезапно все стихло.
– Браво, профессор! – радостно захлопал в ладоши Вадим. – Было очень приятно наблюдать за работой мастера.
– Я сделал то, что вы просили, теперь позвольте мне уйти.
***
Рассказ Вадима больше напоминал бред сумасшедшего. Невозможно было поверить, что Леонид Степанович был способен на хладнокровное убийство, даже ради науки.
– Что за бред ты несешь? – прошипел Юра. – Я проводил десятки симуляций Самосбора. Камера просто накачивается продуктами распада, и все. Остальное, что ты описал, не имеет никакого смысла.
– Спорить не буду, я не специалист, – издевательски сплюнул кровью Вадим. – Важно то, что у нас получилось активировать образец. Следующая фаза предполагала использование естественного Самосбора. Энергии симуляции было слишком мало, чтобы долго поддерживать жизнь.
– Жизнь чего?! – Беркут прислонил дуло автомата к виску особиста и звонко дернул затвором.
– Полиморфно-адаптивная материя. Ее нашли в одном из соседних блоков после Самосбора. Говорят, что она облепила дверь ячейки, но это не важно. Долгие циклы она лежала в хранилище «Слизи», пока я не обратил внимание на этот образец. Испытания показали, что вещество способно поглощать и сохранять нейронные связи мозга, образуя некий коллективный разум. Это было удивительно! Связи сохранялись даже после того, как образец контактировал с продуктами Самосбора. Более того, он становился намного активнее. И тогда я понял. Вот. Вот оно, решение! Идеальная форма жизни, превосходно адаптированная под условия Гигахруща! Нужно было поделиться этим даром со всеми. Больше не нужно бояться Самосбора. Вы понимаете? Больше не будет страха, боли и смерти. Только вечное блаженство.
– Что-то Сокол не выглядел шибко счастливым.
– Процесс может быть болезненным, но это неважно. Он оставил свою тривиальную жизнь и присоединился к великой цели.
– Удобные слова, – усмехнулся Кобра. – Тебе бы трибуну, и может даже привлечешь парочку добровольцев.
Яркая вспышка в сопровождении оглушительного хлопка помешала ответить на язвительный выпад. Черепная коробка Вадима раскололась, словно яичная скорлупа, высвободив наружу грязно-кровавую массу. В глубине остекленелых глаза Барда бурлила дикая ярость. Убийство сотрудника СБ – это настоящая измена. За такое положен расстрел на месте, без суда и следствия. Но ему было глубоко наплевать.
– Мессер погиб от последствий Самосбора. Все согласны? – жестко отчеканил он.
Протестующих не нашлось. Беркут брезгливо скинул особиста в межлестничное пространство, и группа молча продолжила свой путь.
Глава 14. До основания, а затем…
Структура Гигахруща занимает особое место в сознании исследователей Самосбора. С одной стороны, она проста и однотипна. Тридцать ячеек-коробок на этаж, с прямым коридором по самому центру. В зависимости от нужд этажи могут перекраивать, но базовая структура остается видна даже невооруженным взглядом. Скупое однообразие и непрерывность конструкций наводит на мысль о некоем искусственном разуме. Только бездушная машинная логика могла породить столь скучный и депрессивный дизайн жилого пространства.
С другой стороны, даже если допустить существование конца Гигахруща, исследованные размеры не позволяют строению существовать в каком-либо виде. Конструкция давно должна была сжаться под действием собственной массы в гигантскую термоядерную топку – или во что-то еще. Есть версия, что именно Самосбор препятствует подобной имплозии. Самосбор способен изменять саму логику мироздания, временно нарушая законы физики. Однако странно, что столь могущественная сила любезно останавливается перед запертой гермодверью.
«Интересно, – думал Юра, – если Гигахрущевка заполняет собой все существующее пространство, то почему во всех блоках векторы гравитации направлены вертикально вниз и параллельно друг другу?»
Этот совершенно детский вопрос не давал покоя задурманенной анестезией голове Юры. Особенно сейчас, когда приходилось испытывать на себе всю непокорность силы тяготения. Профессор Камерицкий выдвигал гипотезу о наличии сверхмассивного тела, расположенного глубоко внизу. К сожалению, ему так и не удалось собрать полноценную экспедицию. После череды неудачных попыток он покончил с собой, засунув голову в бак с жидким азотом. Светлая ему память.
Восхождение далось крайне тяжело. Юра едва волочил ноги, то и дело цепляясь за края ступеней. Если бы не Кобра, обхвативший плечо ученого, задача была бы невыполнимой. Беркут на удивление за все время пути не проронил ни слова, как и Бард. Когда группа добралась до первого поста, она имела настолько потрепанный жизнью вид, что дежурный чуть не поднял этажную тревогу, спутав их с порождениями. Совсем мальчишка, наверное, сразу после школы забрали. Часовой угрожающе щелкнул затвором ржавого «Максима» и дал
