class="p1">Короткая стрелка тем временем достигла двух.
– Что-то ты совсем загулялся, – покачала головой Светлана, направляясь к шкафу: его стоит поторопить.
* * *
Светлана шла по пустынной улице в сторону старых развалин. Когда-то там стояла железнодорожная станция, состоящая из одного здания десять на десять, но её давно списали, и туда лазили только дети, желающие попугаться и найти приключений. Матвей в последнее время тоже полюбил это место, и Светлане подобное совсем не нравилось. И пускай он был уже взрослым, материнское сердце всё равно каждый раз сжималось от тревоги.
Фонари и покосившиеся дома остались позади, а холодная, окутывающая со всех сторон тьма густела и пыталась залезть под рёбра. Светлана достала из кармана заранее заготовленный фонарик.
Заброшенное здание приняло её сквозняком и хрустящим под сапогами стеклом-рафинадом.
– Матвей?
Коридоры ответили гулким эхом. Стараясь переступать через лужи и горы мусора, Светлана огляделась, подсвечивая неприличные рисунки на стенах, и двинулась в сторону полуобвалившейся лестницы.
– Матвей, прошу, ты здесь? Отзовись, – позвала она, сглотнула подступающий ком истерики.
Когда она преодолела половину, на втором этаже послышался шелест и ругательства. Светлана вздохнула с облегчением и прибавила ходу:
– Матвей, это ты!
Он появился секундой позже в проходе: весь потный и грязный, занимающий чем-то руку.
– Зачем ты пришла?
– Матвей, я…
– Уходи.
– Нет, Матвей, – Светлана попыталась взять его за руку, но тот отшатнулся от неё, как от прокажённой. – Пойдём домой. Пожалуйста.
– Вали отсюда, я сказал! – рявкнул он, отталкивая мать от себя: та едва удержалась, чтобы не полететь спиной вниз с лестницы. – Ты опять мешаешь. Всю жизнь мою всё лезла, лезла своим носом в мои дела. Всё, надоело.
– Но я же мама твоя…
– Нет у меня больше матери, – отозвался Матвей, глядя на неё неживыми, стеклянными глазами.
За его спиной послышалось мычание. Они со Светланой переглянулись.
– Уходи.
– Ты притащил её сюда? – ахнула она. – Зря я тебя тогда послушала, нужно было похоронить бедную девочку, по-человечески, по-христиански!
– Хватит, хватит! Она больше никому не навредит, всё будет как раньше!
Светлана с ужасом осознала, как по-детски горят его глаза. Её мальчик верит, что всё может быть как раньше.
– Матвей, Тонечка умерла.
– Нет, нет… – замотал он головой, на лице выступила испарина. – Ты, ты просто не понимаешь!
Матвей развернулся и проследовал в комнату: там, привязанная к стулу и с кляпом во рту, сидела Тоня. В грязном, порванном одеянии ещё можно было узнать её свадебное платье. Но всё это было мелочью по сравнению с тем, что она была жива.
Жива.
Тоня двигалась, дышала, смотрела абсолютно пустыми, но мигающими глазами, и даже пыталась что-то сказать через тряпку во рту.
– Видишь? Теперь ты понимаешь, понимаешь, почему я так и не уехал в город? Как я мог её бросить?
Матвей оживился, замельтешил перед глазами, а Светлана никак не могла отвести взгляда от Тони. Она не знала, как это возможно, но почему-то точно знала, что перед ней больше не Тоня. Может, у неё были те же черты, волосы, силуэт, но глаза… Они принадлежали другой. Хищной, кровожадной и безжалостной.
Она глядела на Матвея как на кусок мяса, и всё время вела носом, пока тот перебинтовывал руку.
– Что… Что ты с собой сделал?
– Всё под контролем, – был ей ответ. Матвей даже не взглянул на неё. – Теперь всё будет хорошо.
– Хорошо? – у Светланы вырвался нервный смех. – Ты кормишь собой какое-то существо, которое готово сожрать тебя в любой момент!
– Это лучше, чем все те жертвы, которых она утопила и могла ещё утопить. Но этого больше не случится.
Матвей приблизился к Тоне и вытащил платок изо рта. Она сразу же зашипела, показывая тонкие острые зубы. Светлана отшатнулась, оттягивая Матвея за собой.
– Она же просто чудовище!
– Не говори так! Это же Тоня! Моя Тоня, – настаивал Матвей, срываясь на крик. – Если ты ещё раз позволишь что-то подобное в её сторону, я…
Не в силах сдерживать истерику, Светлана воскликнула:
– Что? Что ты сделаешь с родной матерью?
Матвей замолчал. Его губы растянулись в странной улыбке, и она не смогла узнать в нём собственного сына.
Он стал таким же, как Тоня. В конец обезумил и был готов на всё, чтобы жить в иллюзии «всё как раньше».
– Покормлю её.
Тоня, будто получив команду от хозяина, зашипела и выгнулась, глаза её побелели, лишившись зрачков и радужки. Светлана отскочила к стене и с визгом ужаса сползла вниз. Матвей даже не шелохнулся.
Протяжный ветер на первом этаже нарушил их долгое молчание. Тоня тяжело дышала и всё ещё была готова в любой момент броситься на жертву.
Но не на Светлану.
Когда страх немного поутих, она отчётливо заметила это. Тоня кидалась на Матвея. На его шею смотрела жадно, хищно, глотая слюни от вида пульсирующей жилки.
Отец, когда ещё не разучился возвращаться в реальный мир, никогда не кормил их домашнего пса сырым мясом. Только тех, с кем ходил на охоту:
– Не хочу взращивать собственного убийцу, – однажды сказал он Свете, когда был в лучшем расположении духа из всех. – Домашние не должны реагировать на кровь. Не должны считать кровь едой.
Никола не дожил до достаточного возраста внука, чтобы объяснить ему эту непреложную истину.
Матвей, бедный мальчик, что же ты наделал…
Это была последняя её мысль, прежде чем что-то с силой ударило её по голове.
* * *
Тоня не помнила почти ничего, что было до.
В голове остался лишь туман, прилипающий мокрыми пятнами к щекам, шее, груди. Холодную землю под ступнями, остатки сухой травы, что кололи пятки. Воду, тёплую, как сказали бы, парное молоко. Но… кто сказал? Этого она не помнила.
Всё, что осталось в голове, было имя. Окутанное прошлым, оно зудело на языке, и Тоня не сомневалась, что оно вот-вот выведет её на тропу памяти, и вспомнится всё, что сейчас отдает гулкой болью в груди.
– Матвей! Матвей! Матвей!
Она шла по полю, не видя дальше собственного носа ничего, кроме опустившегося на землю облака, но продолжала идти. Что-то звало её вдали, и Тоня продолжала двигаться, едва набирая сил на следующий шаг.
– Матвей… Матвей…
Непонятно, сколько это продолжалось, прежде чем она услышала шелест. Шум воды приближался, и Тоня вышла на берег озера.
В очередной раз.
Какое бы направление она ни выбрала, всё равно приходила к нему. Вода журчала, двигалась по поверхности, с глубины поднимались мелкие пузыри.
Тоня шагнула, опуская ногу под воду до щиколотки. Кожу обдало вибрацией. Потом вторую. От каждого шага платье всё тяжелело, намокая, и
