звучит голос», который «заставляет» его делать неприличные вещи. Я пришел на корпус, вывел его из камеры и увидел обычного, совершенно здорового нахального типа, у которого явно нет не то что голосов, а вообще никакой сколько-нибудь значимой симптоматики. Но он решительно настаивал на госпитализации. И я его перевел. На всякий случай. Было непонятно, зачем он это придумал, но лучше перестраховаться, нежели забить. Уже у себя в кабинете я собрал его анамнез, поговорил. И он все с тем же упорством продолжал втирать мне эту дичь про голоса в голове.
В таких случаях я поступал цинично и формально. Я назначил терапию, которая соответствует предъявляемым жалобам, и сказал этому «пациенту», чтобы записался на прием, когда выздоровеет, и мы обсудим дальнейшие действия. Он записался на прием уже на следующий день, попросил отменить лечение и выписать из отделения. Выздоровел.
– Расскажи хоть, зачем устроил этот цирк, все же было понятно с самого начала.
– Это только между нами, доктор?
– Да.
– Я в камере поспорил на два блока сигарет, что смогу симулировать сумасшествие и уехать на дурдом.
– И как?
– Видимо, проиграл, но мне хватит. Я все понял.
– А сколько ты должен пробыть на отделении, чтобы выиграть спор?
– Неделю.
– Ладно. Лечение я отменю, выпишу к концу следующей недели. Не будешь соблюдать правила – продолжу терапию. Понял?
– Да. Спасибо, доктор.
Нет ни малейшего смысла злорадствовать, издеваться или лечить несуществующее заболевание. Это игры, которые всегда были и будут. В каких-то случаях можно и подыграть, в каких-то – пресечь на корню.
Нередко человек начинает валять дурака для решения проблем, возникших внутри изолятора. Есть откровенные жулики. Такие обычно неглупы и понимают, что вряд ли у них получится что-то изобразить. Для ширмы они, конечно, могут предъявлять и галлюцинации, и автоматизмы, и прочие психиатрические феномены, но, оказавшись наедине, мы с ними практически сразу переходили к сути вопроса и способам его разрешения. Опять же, не было единой для всех схемы. Где-то я включался в игру и делал так, как хотел пассажир, где-то отказывал, где-то помогал найти альтернативные пути выхода из его ситуации.
Вот пример. Очередная консультация. Если по формальным признакам я не предвидел сложного случая, то консультировал «на продоле», просто выведя человека из камеры, не стесняясь сотрудника, который эту камеру и открыл. А тут персонаж, пристально заглядывая мне в глаза, заявляет, что ему нужно «поговорить без свидетелей». Что делать. Повели его в кабинет.
– Доктор, я не сумасшедший.
– Я знаю.
– Вы можете мне помочь?
– Пока не знаю. Что случилось?
– Мне надо выйти из хаты.
– Так в чем проблема? Пиши заявление на своего опера и договаривайся.
– Нет. Будут вопросы.
– У кого? И при чем здесь я?
– Дело в том, что в хате есть подозрения, что я сотрудничаю. Это не так. Но если меня переведет опер, то эти подозрения только усилятся.
– На сколько тебя забрать?
– На неделю или две. За это время я все решу.
– Правила знаешь?
– Да.
И я перевел его к себе. Написал диагноз «острая реакция на стресс» и назначил лечение «рациональная психотерапия». Людям нужно помогать, особенно если тебе это ничего не стоит.
Но бывают и другие случаи – когда арестант на протяжении какого-то времени сам себя убеждает, что «съехать на дурдом» может быть весьма неплохой идеей. В таком случае он себя накручивает, многократно прогоняя в голове то, что впоследствии будет предъявлять мне во время консультации. И сам начинает в это верить. Клинически это выглядит как полнейшая профанация, и понять, что это игра, не составляет никакого труда. Но какой бы нелепой ни была его симптоматика, человек настолько сам в нее поверил, что для него это становится правдой. Становится настоящим. Таких нужно было забирать к себе и лечить от симуляции, как бы абсурдно это ни звучало. Хорошо хоть выздоровление и осознание приходили к ним быстро.
Сложнее с теми, кто решился симулировать сумасшествие с целью повлиять на следствие. Цели могут быть разные. Затянуть следствие. Пробить назначение экспертизы (по сути, продлить следствие). Впоследствии обмануть экспертизу, чтобы его признали невменяемым и освободили от уголовной ответственности. Иногда этому потворствуют адвокаты и родственники.
Самые простые случаи – это когда не очень умный человек, проходящий по нетяжелой статье, сам себе придумал, что в больничке ему будет лучше, чем на зоне. И он начинает исполнять. Сначала для сокамерников и сотрудников, «чтоб подтвердили», потом уже для меня или других врачей. Чаще всего вся эта история ограничивалась амбулаторной консультацией, во время которой я терпеливо и последовательно объяснял, почему это плохая затея. Реже такие персонажи были упорными и настаивали на своем. И опять все по кругу. Я их переводил к себе и «ставил на самообслуживание» – назначал терапию, соответствующую тому диагнозу, который они себе сами придумали, и говорил, чтобы приходили, когда почувствуют, что выздоровели. День-два, реже – неделя, и мы имели «очередную победу отечественной психиатрии».
Сложнее с тяжелыми статьями (убийства, преступления против личности и прочее). Этим светят большие сроки. Огромные сроки. И для них «больничка» действительно выход. И нередко они идут ва-банк. Подходят к симуляции более ответственно и последовательно. Готовятся и тренируются. Они понимают, что я – это только первый этап. Разминка. Затем им нужно обмануть экспертизу. А там таких, как я, уже целая бригада.
Симулировать психическое расстройство невозможно. Я не встречал ни одного психически здорового человека, у которого бы это получилось. Точнее, такой обман возможен в двух случаях. Первый – это если человек действительно имеет тяжелое психическое расстройство, но ввиду отсутствия критики к своему состоянию решительно его отрицает и решает, что «нужно косить», начиная изображать симптоматику другого психического заболевания. В таком случае путь тернист, а исход тот же. Экспертиза, статус невменяемого и последующее лечение в психиатрическом стационаре взамен уголовного наказания.
А второй случай – это неглупые персонажи, имеющие достаточный опыт наркотизации. Мы об этом много говорили с Пиночетом.
– У бывших наркоманов есть очень интересный феномен.
– Какой?
– Многие состояния, или в наркотическом опьянении, или в состоянии абстиненции, напоминают собой психозы и состояния при эндогенных заболеваниях.
– И что же в этом такого? Это описано почти в каждом учебнике.
– А то, что при симуляции психического расстройства эти люди не симулируют. Они вспоминают, погружаясь, насколько это возможно, в то свое состояние, и уже именно его предъявляют при осмотре. Но многие наши коллеги-психиатры редко сталкиваются с наркологической нозологией, и такой вариант им даже не приходит в голову. И они принимают эти представления за чистую монету.
Это была очевидная мысль, которая мне не приходила в голову. Зачем вообще что-то придумывать и симулировать, если можно просто вспоминать?
Симулировать психическое расстройство невозможно. Я не встречал ни одного психически здорового человека, у которого бы это получилось.
Не получится симулировать психиатрический диагноз по одной простой причине – это тяжело. Очень тяжело. Для полноценной симуляции необходимо вжиться в роль повсеместно и круглосуточно. И ни один нормальный, здоровый человек не выдержит этого физически. Если в первый день еще можно создать впечатление заболевания, то в последующие на это уже не хватит сил, какой бы крепкой ни была мотивация.
При лечении симулянтов важно другое. Это достоинство. У каждого человека есть достоинство, и признавать, что ты проиграл, не нравится никому. Это оставляет очень тяжелый осадок и злость по отношению к тому, кто «разоблачил». Когда я только пришел в изолятор и мне попались первые такие пациенты, я считал, что нужно, чтобы такой человек признал, что симулировал. Мне хотелось оставить соответствующую запись в истории болезни как символ моей победы. Такие признания человек делает крайне неохотно, через уговоры и продолжительное лечение мнимой симптоматики.
Но Пиночет мне доходчиво и планомерно объяснил, почему так делать не надо и нельзя.
– У нас есть авторитет. Это важно. Этот авторитет построен не только на том, что нас боятся, но и на том, что нас уважают. Знаете почему?
– Почему?
– Можно сколько угодно заниматься карательной психиатрией, но никогда нельзя трогать достоинство человека.
– Не понимаю.
– Лечение человек может стерпеть. Он к нему готов еще до того, как попадет на отделение. А признаваться в своей слабости никто не любит. Да и незачем это.
