Я уверен! Черт!
Вот теперь он испугался, по-настоящему. Он подобрал журнал и опять прочитал нацарапанные строчки: «Стивен находится в опасности, из-за Ясень. Ее необходимо уничтожить», и швырнул книгу в тайник.
Нельзя было терять времени. Он быстро собрал рюкзак, запихнул в него всю еду, что была под рукой — хлеб, сыр, кусок холодной баранины — и налетел на Дженнифер, когда бежал в сад.
— По меньшей мере подожди до рассвета… — сказал она, приходя в себя от толчка и помогая собрать вещи, вылетевшие из рюкзака.
— Не могу.
— Ты весь в мыле, Джордж…
Весь в ярости, с глазами, метающими молнии, Хаксли прошипел:
— Он собирается убить ее! Это сотрет все. Уинн-Джонс уйдет навсегда. Может быть… — Он заколебался и воздержался от слов «и Стивен».
— Я должен последовать за ним, — продолжил он, — и быстро. Бог мой, он движется так быстро…
Дженнифер печально вздохнула, потом поцеловала мужа:
— Тогда ты должен идти. Будь осторожен. Ради мальчиков и меня.
Он сделал слабую попытку пошутить:
— Я вернусь с Уинн-Джонсом, или на нем…[6]
— Только потеряй его трубку, если сможешь, — добавила она и быстро отвернулась, когда ее голос задрожал.
ШЕСТНАДЦАТЬ
Только через четыре часа Хаксли сумел добраться до Святилища Лошади, обычно он оказывался там значительно быстрее. Он хорошо знал дорогу, но его сбило с толку внезапное изменение леса: душный чирикающий зоопарк с зеленым светом и напряженными тенями сменился молчаливой мрачной лощиной, в которой все побеждающий запах гнили заставил его сердце бешено колотиться, а все его чувства обострились. Тем не менее, идя слишком быстро через эту наполненную запахом смерти прогалину, он сбился с дороги, и понадобились часы, чтобы найти ту часть Райхоупского леса, которая соответствовала его воспоминаниям.
В какое-то мгновение мимо него пролетело смазанное пятно и шумно исчезло в глубине леса. Сначала он подумал, что это Серо-зеленый, опередивший его на пути внутрь, но потом вспомнил, что его тень далеко впереди. Скорее всего, одна из форм Зеленого Джека. Он принял некоторые меры предосторожности: несмотря на сырость, застегнул все пуговицы на кожаной охотничьей куртке, вплоть до горла, вынул из рюкзака маленький деревянный щит и стал держать его со стороны лица, обращенной к опасной зоне.
Было просто сумасшествием так заблудиться, когда ему совершенно необходимо найти святилище, которое, все эти годы, он находил без всяких трудностей.
У маленького ручейка он вымыл лицо и сапоги, запачканные тиной в переполненном деревьями болоте, в котором он еще и оступился. Пыльца забила легкие, и он тяжело дышал мокрым лесным воздухом. В рот набилась какая-то грязь. Глаза жгло от пыльцы крохотных семян и бесконечных косых лучей, пробивавшихся через плотную листву.
Ручей оказался благословением. Он не узнал его, хотя развалины здания на дальней стороне, выстроенного в нормандском стиле, — высокие земляные укрепления, компактное и экономное использование камня — напомнили ему место, которое он видел три года назад. Он знал, по долгому опыту, что сооружения-мифаго всегда слегка отличаются друг от друга, потому что являются продуктами деятельности разных сознаний. Если это здание является искаженной формой приречного замка — из цикла историй, рассказываемых о дворе Вильгельма Рыжего[7], которые он записывал раньше — тогда Святилище Лошади лежит прямо у него за спиной.
Он зашел слишком далеко.
В этом лесу не было никакого толку от компаса. Все магнитные полюса двигались и изменялись, и север мог повернуться на все триста шестьдесят градусов на протяжении четырех шагов по прямой. И не было никакой гарантии, что перспектива в лесу не изменится; каждый час первобытный ландшафт менял свою связь с собственной внутренней архитектурой. Словно весь лес поворачивался, как вихрь или крутящаяся галактика, вокруг наблюдателя, запутывая чувства, направление и время. И чем больше вдаль заходил путешественник, тем больше лес смеялся над ним, играл с ним шутки, как старый лис-барабанщик, набрасывал волшебную пелену на глаза наивного наблюдателя.
Нет. Здесь никакой гарантии. Хаксли знал только одно — он заблудился. И его, заблудившегося, подбодрила встреча с речной крепостью, пиратской Гиллой, рассказ о которой восходит к одиннадцатому столетию. Внезапно он почувствовал себя увереннее. У него ничего нет, кроме его суждения. Но есть нечто очень важное, которое он может потерять: друг, многолетний друг…
Хаксли призвал все свое мужество и вернулся на тропинку.
В конце концов я услышал ржание лошадей и нашел святилище, но, оказавшись на широкой поляне, обнаружил только запустение и беспорядок. Что-то побывало здесь и почти уничтожило все место. Чудовищная кость — изображение лошади — и скелеты-возчики были разбиты на куски, их обломки усеивали всю поляну и лес вокруг. И заросли травой, словно лежали здесь много лет. Тем не менее я точно знаю, что еще несколько дней назад все было цело.
Однако каменный храм уцелел. Внутри лежали и висели потрепанные кожаные мешочки, гниющие подношения едой, кусочки глины, два браслета, напоминающих грубых лошадей и сделанных из желтоватых резных кусочков — как мне показалось, из обработанных лошадиных зубов. На сером камне за храмом обнаружился свежий рисунок, метка, но не животное или иероглиф, которые я уже встречал. Рисунок был сложным и, конечно, символическим, но в высшей степени бессмысленным. Выполнен, соблазнительно, смесью угля и оранжевой охры. Мой набросок, на верху страницы, не может его правильно передать.
И никакого следа ржавшей лошади.
Свет ушел, пришла ночь. Никакого признака Ясень, никакого движения. Место мертво. Жутко. Мне нужно сделать вылазку в широкий круг, а потом вернуться сюда на ночь.
Он закончил писать и убрал книгу в рюкзак. Нервно оглянувшись, он опять вошел в густой лес и пригнулся, чтобы не удариться головой о ветки; там он заколебался, выбирая направление, а потом мерными шагами пошел от поляны, постоянно
