Книга Здесь ради торта - Дженнифер Милликин

Я пожимаю плечами.

— Мне не хочется рассказывать людям, чем я занимаюсь каждый день. И мне действительно все равно, чем занимаются другие люди каждый день.

Сесили начинает закатывать глаза, но останавливает себя.

— Revolucionario[xxviii], — бормочет Палома.

Пейсли поджимает губы, чтобы не рассмеяться.

— Ладно, ладно, — она прижимает ладони к поверхности стола. — Клейн — это клиент. Никакого закатывания глаз и обзывательств.

Ее взгляд устремлен на меня. Черт, как же она красива. Большие глаза, темные ресницы, стройная шея. Как бы я еще описал ее, если бы создавал персонажа?

— Почему бы тебе не рассказать мне, какие цели ты ставишь перед своим брендом?

Вопрос Пейсли отвлекает меня от моих блуждающих мыслей.

— Мой бренд? Что это за вопрос? Я человек, а не вещь. Я не «Найк».

Она откидывается на спинку стула, рассматривая меня.

— Расскажи мне о своей книге.

Дело в том, что я писатель. Можно написать целую книгу, в моем случае сто десять тысяч слов, и не суметь изложить ее в пяти предложениях. Это как переполненная раковина, которую вы вытираете бумажным полотенцем. Слишком много сюжетных линий, идей, борьбы персонажей и конфликтов, чтобы уместить все это в один абзац, да еще и продать концепцию.

— Ну, — начинаю я, с каждой секундой все сильнее сжимая ладони. Здесь всего три зрителя, а я уже теряюсь. Я наклоняюсь вперед. Стул скрипит. — Это романтический саспенс/мистерия, действие которого происходит в 1920-х годах.

Пейсли просит меня продолжать.

— Влиятельная семья устраивает свадьбу своей дочери с местным мафиози, но когда она оказывается мертвой, они заставляют ее сестру-близнеца тайно занять ее место, пока они пытаются раскрыть убийство.

Брови Пейсли приподнимаются.

— Вообще-то звучит неплохо.

— Похоже, ты удивлена.

Она пожимает плечами, что-то записывая в блокнот.

— А интимная близость на страницах есть?

— А что?

— Чтобы мы знали тон романа. Мы не хотим представить твою книгу в неверном свете.

В этом есть смысл.

— Да.

Пейсли ставит галочку в своих бумагах.

— А как происходит убийство? Оно описывается?

— Да. Но, Пейсли, — я смотрю на двух других женщин, опираясь предплечьями на стол. — Твой план — рассказать о моей книге в социальных сетях? Потому что я действительно не понимаю, как все это может выйти в свет и…

— Вообще-то, — говорит Сесили. — У меня есть другая идея, как мы должны к этому подойти.

Она поднимает брови на Пейсли, как будто просит разрешения поделиться.

Пейсли кивает, побуждая ее продолжать.

— Я думаю, мы должны использовать вашу ситуацию, чтобы вызвать интерес к твоей книге.

Я в замешательстве. Какую ситуацию?

— Например, ситуацию с фальшивыми отношениями, в которой вы оба находитесь, — говорит Сесили, уловив, что никто не следует за ходом ее мыслей.

Пейсли поднимает брови.

— Ты хочешь, чтобы я, — она показывает на свою грудь, — была в социальных сетях Клейна?

— Вроде того, — поясняет Сесили. — Это не обязательно должно быть твое лицо. Это могут быть твои ноги, вытянутые на песке. Это может быть снимок, где вы плаваете в океане. Это могут быть ваши спины, когда вы катаетесь на велосипедах.

— Вот почему я ненавижу социальные сети, — бормочу я, потирая глаза. — Так чертовски надуманно.

Сесили качает головой.

— Я еще не закончила объяснять. Ты должен быть честным в том, что делаешь. Скажи прямо, что у тебя фальшивые отношения.

Я уже качаю головой. Мне следовало догадаться, что лучше не надеяться на успех. Эта идея так же безумна, как и звучала с самого начала. Лучше покончить с этим сейчас. Пейсли может рассказать семье, что поймала своего нового парня на измене, или что-то подобное, чего я никогда бы не сделал. Я буду плохим парнем, она сохранит лицо, и мы оба сможем жить дальше. Я придумаю, как издать свою книгу самостоятельно. Авторы постоянно это делают.

— Пейсли… — я прерываю себя, увидев, что она улыбается. Нет, сияет.

— Мне это нравится, — говорит она Сесили.

А меня она спрашивает:

— Клейн, что ты ненавидишь в социальных сетях?

— Это фальшивка.

— Тогда не будь фальшивым. Будь подлинным. Честным. Будь собой.

— Быть честным о фальшивых отношениях? Это называется оксюморон.

У Пейсли подергивается губа, и я представляю, как она борется с желанием использовать слово moron[xxix] в другом смысле.

В глазах Сесили блестит волнение.

— Инвестиции в такую историю — это деньги. Подумай об этом. Разве ты не хочешь автоматически узнать, что произойдет?

Я уже знаю, что произойдет. Я отправлюсь в путешествие через всю страну на остров, где будет куча всего интересного, и в результате получу профессиональную маркетинговую помощь, которая, в свою очередь, сделает меня более привлекательным для заинтересованного издателя.

Однако меня все равно что-то смущает.

— Как все это связано с моей книгой?

— Ты собираешься показать, что умеешь рассказывать истории, — она взмахивает рукой. — Плести небылицы.

— Врать?

— Разве не это и есть написание книги? Самая длинная, самая изощренная ложь в мире?

Я вздрагиваю.

— Нет. Это творчество на своем пике.

— В любом случае, — решительно говорит Сесили, — пока не стоит говорить о твоей книге. Мы укажем в твоем био, что ты написал роман, но толчок к написанию книги мы оставим на потом, после того как ты заключишь издательский контракт. А как ты получаешь издательский контракт?

В ожидании моего ответа она вскидывает брови к линии роста волос.

— Я появляюсь в социальных сетях, — звучит ли мой ответ так же неохотно, как я себя чувствую? Да.

— А как ты появляешься в социальных сетях? — она использует тон, подходящий для четырехлетнего ребенка, который отказывается вернуть украденное печенье.

— Я эксплуатирую свою личную жизнь.

Сесили тяжело вздыхает и смотрит на меня.

— Я не могу с этим парнем.

— Клейн, — терпеливо произносит Пейсли мое имя. Слишком терпеливо. Я снова чувствую себя четырехлетним ребенком. — Это не эксплуатация. Это работа с тем, что у тебя есть. И я должна согласиться с Сесили: то, что мы планируем сделать, достаточно безрассудно, чтобы вызвать любопытство.

— Всякая реклама — хорошая реклама? — мой саркастический тон выдает мое мнение.

Сесили смотрит на меня как на безнадежного.

— Нет, Клейн. Любая реклама — это не хорошая реклама. Ты не можешь бегать по улицам с развевающимся на ветру членом и называть это хорошей рекламой. Это стратегическая реклама. Ты приглашаешь массы на свою эскападу, — она откидывается назад, выглядя чертовски довольной собой.

Я провожу рукой по лицу.

— И это поможет мне получить контракт на книгу?

Пейсли отвечает:

— Это поможет тебе стать заметным, Клейн-…

Я прерываю ее предупреждающим взглядом, прежде чем она успевает сказать «стриптизер». Она ухмыляется и заканчивает предложение словом «писатель».

Сесили хлопает в