щекам.
– Что ты теперь чувствуешь? – спросил Сурпан.
– Сердце сжимается, даже не знаю, почему я плачу.
– Можешь внимательнее прислушаться к сердцу?
Мало попытался.
– Что оно хочет тебе сказать?
– Что я могу на него рассчитывать, что оно не пострадало и хочет мне помочь…
Волна эмоций захлестнула Мало.
– Как грустно, что мое сердце столько лет провело в плену. Наконец-то оно вольно любить.
Ручеек слез превратился в бурный поток. Мало опустил голову к коленям и разрыдался. Он чувствовал, что его сердце и все клетки его тела общаются друг с другом, обнимаются, будто заключают перемирие. Долгое время никто из мужчин не произносил ни слова.
Мало вдруг показалось, что он слышит шепот, внутренний голос говорил ему: «Я всегда буду с тобой». Когда он открыл глаза, он увидел, что Сурпан метрах в десяти от него смотрит на океан.
Он так и не понял, откуда исходил этот шепот, но впервые после смерти матери он почувствовал глубокую любовь, обращенную к нему.
Разговор по душам
В каждой проблеме заключено ее решение. Она вынуждает нас изменить образ мышления, чтобы найти ответ.
Нильс Бор
Вернувшись на пляж при гостинице, Мало почувствовал облегчение. Он не мог ясно объяснить себе, что он недавно пережил с Сурпаном, но чувствовал, что тело его расслаблено, а мысли спокойны. Он возвращался к себе в номер, когда столкнулся с запыхавшейся Мари-Одиль.
– Как дела? – спросил Мало.
– Хорошо, – ответила Мари-Одиль. – Только что закончилась рабочая сессия с Эриком и его командой, собираюсь принести им фруктового сока, а потом пойду к Зои, ей важно мое мнение по поводу украшения. Еще нужно помочь Фуэнг с обедом. В общем, я спешу…
– Подожди, – остановил ее Мало, – ты так хлопочешь обо всех на свете, но я спрашиваю, как ты, как дела у тебя. Давай поболтаем немного.
Мари-Одиль согласилась немного прогуляться, прервать свою безумную гонку. Они сели в тени пальмы.
– Я рада помочь, – объяснила менеджер по подбору персонала. – Я считаю, что мне самой это необходимо. Когда кто-то просит меня о помощи, у меня возникает ощущение, будто я делаю что-то полезное.
– Это очень великодушно, но сама ты как? Мы не обсуждали с тобой инцидент с Бертраном.
Мари-Одиль вздохнула. Она отвлеченно смотрела куда-то вдаль, и Мало вдруг почувствовал, что они оба полны грусти и печали. Он повторил вопрос:
– Мари-Одиль, что-то случилось? Что не так?
– Бертран тут абсолютно ни при чем. Когда я здесь, вместе с вами, а вы все такие заботливые, будто родные мне, я понимаю яснее, чем когда-либо, как плохи дела в моей настоящей семье. Вот уже несколько лет я делаю вид, что ничего не происходит, но ситуация просто ужасная. Мне стыдно даже говорить об этом.
Слеза скатилась по щеке Мари-Одиль, она помолчала, потом продолжила:
– Из-за трусости и слепого повиновения мужу я потеряла дочь. Уже несколько лет я не получаю от нее вестей. Я ни разу не виделась с внуками.
– Ясно.
– Он ничего мне не позволяет. Я в первый раз уехала вот так на неделю без него. Помогая другим, я чувствую себя полезной, но правда в том, что я ни на что не способна, я даже не могу самостоятельно принять решение, когда он рядом. Я слабая.
Мало вспомнил наставления Фуэнг и попытался по-своему помочь Мари-Одиль.
– Не знаю, что тебя гложет и с чем пришлось столкнуться твоей семье, но с собой ты можешь быть честной и перестать пытаться угодить всем вокруг. Тебе нравится, как ты живешь?
– Конечно, нет!
– Так я и думал! И что тебе хочется изменить?
Мари-Одиль задумалась на мгновение, а потом сказала:
– Я бы хотела видеться с дочерью и не слушаться больше мужа. На самом деле всю свою жизнь я кому-то угождаю, хотя, когда дочери была нужна помощь, я не смогла помочь ей. Ты первый человек, с которым я осмелилась немного поговорить об этом! Тяжело постоянно чувствовать стыд.
– Знаешь, осознание – это уже огромный шаг. Я сам недавно это понял. Только признав, что ты не там, где хочешь находиться, можно что-то изменить. Фуэнг объяснила мне, что мы страдаем оттого, что часть нас самих не согласна с тем, как мы живем, с теми ценностями и целями, что мы перед собой ставим.
– И что же делать?
– Жить так, как подходит именно тебе.
Мари-Одиль закрыла глаза на несколько секунд и глубоко вздохнула, прежде чем ответить.
– Мне бы хотелось объяснить дочери, почему меня не было рядом, когда она во мне нуждалась, но я боюсь ее реакции. Я знаю, она на меня злится.
Мало кивнул.
– Просто скажи ей, что ты чувствуешь, объясни, почему ты ничего не сделала, когда должна была. Таким образом, ты сама услышишь ту часть тебя, которая страдает и не согласна с твоим поведением.
Мари-Одиль некоторое время молчала.
– Спасибо, Мало, за то, что выслушал меня, и за все советы. Было приятно поговорить с тобой.
– Всегда рад поболтать. Знаешь, у меня ведь тоже есть родственник, с которым я порвал отношения. Это мой отец. После смерти мамы он погрузился в работу, постоянно уезжал в командировки, начал пить. Социальный работник передал меня под опеку бабушки и дедушки, они меня и вырастили. Долгое время я считал, будто сам виноват в том, что отец не хотел меня растить, что я недостоин того, чтобы меня любили. Мы не общаемся с ним.
– Ты пытался наладить общение?
– Он связался со мной, когда я учился в аспирантуре. Пригласил меня в Нью-Йорк, где он работает, я ездил туда на несколько дней, но он для меня совершенно чужой человек. Нам не удалось искренне поговорить друг с другом. Сегодня я понял, что какая-то часть меня все еще ужасно на него злится. Он предложил встретиться снова, попытаться восстановить связь. Но я отказался, мне это не по силам. Недавно я понял, что поступил именно так, как и было нужно, и что-то изменить я не способен.
Мало встал и поправил сумку на плече.
– Ты удивительный человек, Мало, – заверила его Мари-Одиль.
Он поджал губы и кивнул.
– И ты, Мари-Одиль. Настало время, чтобы и твоя дочь это разглядела.
– Спасибо, – прошептала Мао.
Она застенчиво улыбнулась и спросила:
– Ты когда-нибудь замечал, как похожи наши имена? Если мое имя сократить до Мао, то от твоего оно будет отличаться только отсутствием буквы «л». На мой взгляд, мне не хватает целых двух «л», как крыльев. У тебя хотя бы есть одна.
– Могу одолжить тебе свою
