— Мне уже небольно...
И они отправились на прогулку, несмотря на противный моросящий дождь. Гуляли, двигаясь по кругу и не разговаривая друг с другом. На душе еще оставалась накипь, мешавшая обоим беззаботно воспринимать эту жуткую погоду.
— Я хочу, чтоб мы посмотрели сегодня «Смерть в Венеции»,— проговорил он.
Это была единственная фраза за все полтора часа прогулки под моросящим дождем. Фильм Лукино Висконти с Диком Богартом Мишель мог смотреть бессчетное число раз — и каждый раз не мог сдержать слез.
Но вечером во время просмотра мсье Лакомб неожиданно расчихался.
Алена тотчас уложила Мишеля в постель, напоила горячим молоком с малиной и медом, который выбирала, и пробовала сама, а на ночь растерла спину и грудь барсучьим салом, баночку которого прихватила из России. Потом тепло закутала, дала снотворное, чтобы мсье Лакомб мог заснуть. Несколько раз просыпалась ночью, приходила взглянуть на больного, поправляла одеяло, трогала лоб, но температура, к счастью, не подскочила. Наутро хозяин проснулся хоть и в поту, но с ощущением бодрости. К концу дня простуда улетучилась, и Мишель взирал на Алену как на колдунью,потому что раньше он ото всего лечился антибиотиками, но оказывается, можно запросто обойтись и без них.
— Бар-сучь-е са-ло, — по слогам повторял он за ней,вдыхая его неприятный, резковатый запах, и авторитетно заявлял: — У нас такого нет в списке лекарств.
— У вас много чего нет, и я, зная это, прихватила
и корень калгана, это чтоб язву желудка лечить, и корешок кровохлебки от поноса, и подорожник, и кору крушины, и калину сушеную, а таблетки нужны только в кризисных ситуациях, когда лесная аптека бессильна. Из пушек же нечего по воробьям палить!
Через два дня к ним заехал домашний адвокат семьи Лакомбов.
— Возможно, мэтр Дюшан останется пообедать с нами, но сие не факт, — пояснил еще на прогулке Алене Мишель. — Дюшан, мой адвокат... как это у вас, русских, есть одно словцо, меня бабушка постоянно так называла... пригреда или привреда...
— Привереда, — подсказала Алена.
— Да, привереда. Так что он большой гурман, но на петушка Колетт в винном соусе и на старую бутылочку бордо мэтр, возможно, и останется!
И мэтр Дюшан, тучный,лысый, похожий из-за больших рыжеватых усов на моржа, снизошел до просьбы хозяина, усевшись напротив Алены и поглядывая на нее сладкими глазками. Он, громко крякая, попивал бордо, обвислые щеки его раскраснелись, адвокат весело шутил, рассказывая анекдоты, и сам же первый над ними смеялся, а мсье Лакомб с Аленой лишь вежливо улыбались.
— Я всегда любил женщин, мсье Лакомб, — вытирая жирный рот салфеткой и с кряканьем отпивая глоток вина, признался мэтр Дюшан. — И считал это единственной безобидной слабостью, полагая, что при своих доходах я смогу ей без особых трудностей потакать. Но увы! — Он скривил рот. — С любовницами постоянно не везет, они меня не любят, обирают, обкрадывают и придумывают всевозможные поводы, чтобы лишить меня маленьких сексуальных удовольствий. Последний раз, взглянув на меня, даже
проститутка мне отказала, заявив, что с таким уродом, как я, она и за тысячу долларов в постель не ляжет! Жуткий век! Прошу простить, мсье Лакомб, за столь фривольные разговоры, вы их не любите, я знаю, но у кого что болит...
Адвокат завистливо и плотоядно посматривал на русскую медсестру, сидевшую напротив, но из его маленьких голубых глазок выливалась столь жуткая тоска, что Алена невольно прониклась жалостью к мэтру Дюшану. Через десять минут адвокат, взглянув на часы, заторопился и, распрощавшись с Мишелем и «Несравненной Алин», откланялся и уехал.
— Я хочу, чтоб ты знала, зачем приезжал мэтр Дюшан, — необычайно посерьезнев, проговорил мсье Лакомб.
Он вытащил из кармана листок, который чуть подрагивал в его тонких пальцах, пробежал его беглым взглядом и неожиданно стал читать:
— Весь текст я написал на бумаге, чтобы не запинаться и не искать те слова, каковые мне надо тебе сказать. Вот... — Он надел очки и зачитал: — Мэтр Дюшан приезжал, чтобы переписать мое завещание. В старом варианте после моей смерти все мое движимое и недвижимое имущество переходило к моему
сыну Филиппу Лакомбу. Сейчас же я изменил свою волю. Нувель текст звучит теперь так: «В том случае, если мадемуазель Алин Нежнова, гражданка республики России на данный момент, согласится провести со мной остаток моей жизни и стать моей женой, она после моей смерти становится владелицей всего моего состояния, каково бы оно ни было, мой сын же не получает ничего. В случае отказа мадемуазель Алин Нежновой, гражданки республики России на данный момент, стать моей супругой и провести со мной остаток жизни я завещаю все мое состояние сиротскому приюту в Лионе, сыну же ничего» Такова
моя новая воля. Я принял это решение в здравом уме и здравой памяти и уже подписал все соответствующие бумаги. Завтра мэтр Дюшан известит моего сына...
Алена смотрела на хозяина с некоторой оторопью, потому что была потрясена и напугана этим известием. Напугана тем, что уже с завтрашнего дня станет самым ненавистным врагом Филиппа, человека непомерно злобного, жадного и мстительного. Причем в любом случае — выйдет за его отца замуж или нет.
Мишель, выдержав короткую паузу, продолжил:
Тебе совсем не нужно отвечать сейчас, ты должна очень хорошо думать, потому что я, увы, не самый лучший и даже очень невыгодный жених. — Он с грустью усмехнулся. — Состояние, мое составляет около миллиона долларов, и мне, как ты успела заметить, приходится работать и по сей день: писать книги, рецензии, комментарии, кое-что редактировать, то есть иметь постоянный заработок, и не заводить много прислуги, дабы не чувствовать себя стесненно. И ты станешь не такой уж богатой гранд дамой, как это вообще можно вообразить. А потому подумай, моя милая, и не спеши произносить свой окончательный приговор!
Алена помедлила и кивнула.
7
Мишель нежно поцеловал сиделку в щеку и отправился наверх отдыхать, оставив ее, потрясенную, в столовой. Дождь не переставая моросил за окном. Алена не сразу опомнилась и понесла грязную посуду Колетт, которая набросилась на нее с упреками, так как хотела сегодня уйти пораньше: у невестки день рождения и надо помочь приготовить стол.
— Чего мэтр Дюшан приезжал? — ловко перемывая тарелки и успевая набивать сумку едой, оставшейся от обеда, заинтересовалась стряпуха.
Под давлением Алены Колетт грязную посуду в раковине уже не копила, мыла тарелки с мылом, а сама ходила в белом халате и поварском колпаке. И вообще, на кухне царила чистота, за которой строго следила медсестра, и Мишель, однажды спустившись туда, ахнул, обнаружив там идеальный порядок.
— Чего молчишь?! — не дождавшись от Алены ответа, сердито рыкнула на нее стряпуха. — Хозяин завещание переписал? На кого? Уж не на тебя ли?!
Она зыркнула в сторону сиделки, пробовавшей соус, приготовленный для рыбы на ужин. Ее вороний нос мгновенно учуял жареное, но и Алена кое-чему научилась в своей жизни, а потому таким сплетницам, как Колетт, не давала много пищи для пересудов.
