купил расчудесные медные гвозди и чёрных соплей на шинделе не будет.
– Чёрных не будет, – согласился папа. – Но будут зелёные!
Немецкие гвозди ковались из особого сплава, повторить который в Калининграде никто не мог. Такой сплав не давал подтёков – ни чёрных, ни зелёных, ни серо-буро-малиновых. Папа так и сказал. Для большей убедительности вновь бросил гвоздь на плитку тротуара. Спор затянулся, соседи потихоньку разошлись. Полицейские безучастно стояли рядом и поглядывали на хмурого дядю Витю. Он и без пилы внушал им опасение. Наконец главный строитель и мужчина из охраны объектов культуры согласились отложить работы до весны, потом ещё раз послушать, как звенят немецкие гвозди, а свои новенькие пока отправить на какой-нибудь другой объект. Рабочие уехали. Следом ушли и Слава с Таней. Славе я на прощание сунула три чайных кекса. Оля Боткина осталась. Кажется, ей приглянулся Глеб.
Мы вернулись за столик на заднем дворе, начали новый раунд «Гномов», и я рассказала, как вчера попыталась найти какое-нибудь приложение для марки с египетским стервятником – на случай, если в Болгарии для неё предусмотрели дополненную реальность. У меня были такие марки: наводишь на них камеру смартфона, и рисунок оживает. Ничего не нашла. Марку со стервятником выпустили в две тысячи первом году, и дополненную реальность тогда, наверное, ещё не придумали. Потом я показала всем «Оцеолу» с экслибрисом. Гаммер с Глебом попытались прочесть фамилию владельца личной библиотеки. Оля Боткина села поближе к Глебу, склонилась, чтобы лучше рассмотреть карандашные рисунки, и её волосы упали ему на рукав. Глеб отстранился от Оли, и в итоге она ушла.
Гаммер, Настя и Глеб, не найдя в «Оцеоле» ничего стоящего, лениво играли в «Гномов», а я взялась перелистывать книгу и вслух зачитала несколько отрывков. Гаммеру особенно понравилось место, где речь шла о сумасшедшей королеве микосоков, которая везде ходила с ожерельем из живых гремучих змей.
– Надо почитать! – рассмеялся Гаммер. – Я такое люблю.
Я пожаловалась на привычку Майн Рида сравнивать женщин с арабскими лошадками, посмеялась над его героем ирландцем, раздававшим пинки под «задний фасад», и зачитала речь Оцеолы. «Мы любим мир, но не боимся войны! Мы знаем, что вы сильны, что вы превосходите нас численностью на целые миллионы! Но даже будь вас ещё больше, вы всё равно не заставите нас примириться с несправедливостью. Пошлите свои войска в нашу страну, но не думайте, что вам удастся вытеснить нас отсюда так легко, как вы воображаете. Пусть будет объявлена война! Мы готовы к её бурям! Град сбивает со стеблей цветы, а крепкий дуб поднимает свою крону к небу, навстречу буре, несокрушимый и неодолимый!» Ух! Второй раз прочитала эти строки, и опять пошли мурашки по спине. Мне представилось, что я сама – из маленького гордого племени семинолов, представилось, как на меня нападают большие и коварные соседи, и такая во мне проснулась воинственность, что захотелось взять копьё и немедленно броситься в бой. Лучше быть маленьким и гордым, чем большим и коварным. Хотя из меня, конечно, та ещё воительница.
Я продолжала листать книгу, выхватывала запомнившиеся мне эпизоды и вдруг обнаружила то, что прежде от меня ускользнуло.
– Да ну… – выдохнула я.
– Ты чего? – Гаммер отвлёкся от «Гномов».
– Смотри!
Я показала ему разворот, испорченный чернильным пятном. На левой странице Рэндольф сидел у себя на плантации и волновался за честь семьи: «Если моя сестра любит индейца, значит, она потерянная, падшая женщина!» На правой странице он уже бегал по форту и переживал, что генерал узнает о его недавней дуэли.
– И что? – не поняла Настя.
– А то! Здесь пропущен целый кусок!
Я не читала изрисованный экземпляр «Оцеолы», только пролистывала, поэтому и не заметила, что из книги пропало восемь глав с хвостиком! К тому же меня отвлекло чернильное пятно на развороте, где вслед за двести пятьдесят шестой страницей шла двести восемьдесят девятая! Да мне и без пятна не пришло бы в голову присматриваться к их номерам! Книга выглядела полноценной, корешок и обрез – самыми обычными. Ничто не выдавало отсутствия тридцати двух страниц! Их не вырвали, не вырезали. Их просто не было, будто книгу изначально напечатали такой, ущербной. Я не знала, как объяснить или истолковать эту странность, однако почувствовала, что мне удалось обнаружить нечто важное.
На следующий день мы вчетвером отправились в библиотеку и заказали уже прочитанный мною экземпляр «Оцеолы», чтобы восстановить утерянный фрагмент. Устроились в креслах старшего отдела и по очереди прочитали все восемь глав. Они оказались скучнейшими. Рэндольф пронюхал, что Виргиния, его сестра, встречается с Ринггольдом – сыном того плантатора, который умер от ярости, пока порол своего раба. О возможном браке Виргинии с Ринггольдом судачила вся округа, и мать Рэндольфа радовалась за дочь, а сам Рэндольф был жутко недоволен. Дальше шли описания разномастных добровольцев, приводимых к присяге перед войной с индейцами, а Рэндольф не оставлял попыток вразумить Виргинию, ссорился с матерью и с облегчением узнал, что Виргиния лишь флиртует с Ринггольдом, чтобы выманить у него дом, некогда принадлежавший семье Оцеолы. В общем, как сказала Настя, страшная муть. И, кстати, это не первая женщина у Майн Рида, флиртовавшая с богатым белым мужчиной, чтобы выклянчить у него что-нибудь важное для сюжета.
– Ну разумеется, – проворчала я, – как ещё женщине чего-то добиться? Раскачивать бёдрами и строить глазки!
Выведав, чего и какой ценой добивалась Виргиния, Рэндольф разохался и разахался, однако наскучить своим возмущением никому не успел, потому что его вызвали в форт. Всё. На этом тридцать две пропавшие страницы закончились. Кажется, книга от их пропажи стала лучше.
– Главы вырвал какой-то несостоявшийся редактор? – спросил Гаммер.
– Ну почему же? – отозвался Глеб. – Вполне состоявшийся.
– Я думала, тут будет что-то поконкретнее. – Настя последней дочитала недостающий фрагмент и бросила книгу на стол.
– Что? – спросил Гаммер.
– Ну… Не знаю! Ты ведь говорил про вход в лабиринт. Мы его нашли. А толку? Может, нет никакого лабиринта?
Пока мы спорили о «я таджике», рядом прошла Лена. Она несла стопку библиотечных книг. Чуть не выронила их, когда увидела лежавшего перед нами «Оцеолу».
– Кошмар!
Я заверила Лену, что получила роман таким, сама в нём ничего не рисовала и чернильницу на него не опрокидывала.
– И страницы не выдирала, – добавила я, после чего Лена окончательно пришла в ужас.
Она отнесла книги, выдала их стоявшим в очереди читателям и вернулась к нам за «Оцеолой». Покачивая головой, долго рассматривала испорченный экземпляр.
– Надо выяснить, кто его брал раньше, – заключила Лена.
Мы впятером пошли к столу выдачи. Лена нашла
