ради чего жить?
Возгар задумался, вспоминая рассказ Зимича про детство приятеля и перебирая в памяти общее, что их за годы странствий связало. По всему выходило, что только они трое друг у друга и были, о чем лучник нехотя поведал ведунье.
— Старик-домовик, да сам себя не ведающий потомок великих предков. Не густо… — знахарка задумчиво посмотрела на Яру, словно задавая немой вопрос. Рыжая в ответ развела руками. Наемник насупился: бабье племя, знакомы без году неделя, а уже спелись!
— Так поступим, — продолжила Видана, — трапезничайте пока, сил набирайтесь. Приживалка моя в саду накроет под яблонями. Опосля в стад сходите, прикупите нужного перед дальней дорогой, а как солнце кромки земли коснется — пойдем в баньку париться, да немощного вашего уговаривать.
На этом знахарка с поклоном вернулась в избу, оставив Яру с Возгаром у крыльца. Хапунья уселась на ступень, лукаво прищурилась на топчущегося подле воина и усмехнулась:
— Оробел неужто? Иль боишься меня в нагой красе в парной узреть?
— Боюсь, что одним узреть обойтись не смогу, — честно признался воин, чувствуя на губах послевкусие Яриных поцелуев.
* * *
Мысли Возгара скакали, что ретивый конь, не знавший сбруи, да и сам лучник не находил покоя. То слонялся неприкаянный под окнами ведуньей избы, слушая — не очнулся ли Берген? И тут же клял себя за пустое — как услышать, если друг и в лучшие дни лишним словом не баловал, а сейчас без сил только и мог, что дышать через раз?
То пытался наемник помочь Зимичу, вызвавшемуся с Сенькой дров с водой натаскать да баню истопить, но там одноглазая Брита в советчики подвязалась. Возгару от одного бельма ее становилось зябко, да так, что коготь драконий на шее жечь начинал. Домовик со старухой беззлобно переругивались, поочередно Есеня поучая уму разуму. Когда лучник, сославшись на дела, спешно убрался с глаз долой, парнишка проводил его взглядом полным немой тоски.
Не прижился Возгар надолго и за столом с вэрингами. Тур и еще двое, по именам не ведомые, расположились в саду под яблонями, а Мошка в стад удрал, видать испугался, что его как Сеньку к чужим заботам привлекут. Мужики-то меж собой посмеивались, мол, хочет юнец девок местных пощупать, чтоб потом на Твердыше Драконоборцев было с чем сравнивать — все ж знают, что бабы тамошние мужикам ни в бою, ни в работе не уступают. Наемник поддакивал, делился байками на равных, но не мог выкинуть из мыслей отсветов утреннего солнца, запутавшегося в огненных волосах. Надкусывал румяный бок яблока и ощущал на кончике языка сладость девичьих губ. Накидывал на плечи плащ, спасаясь от осенней прохлады, и чуял, будто руки Ярины на шее объятия сомкнули. Забралась рыжая хапунья в голову и устроилась там всерьез, а тут еще и Видана со своим приглашением баньку ввечеру вместе принять… Не найти было ни места Возгару, ни дела ум с руками занять — тянулось до заката время, что кудель бесконечная прялась.
Но всему приходит свой срок — вот и солнце коснулось вод Фьорда, а по небу самоцветы из драконьих сокровищниц рассыпались.
Виданина банька, как и все хозяйство ведуньи, была выстроена на совесть. Сенька уже поведал, что тетка его крезики не жалует, почитая их бесполезными кругляшами, правды не имеющими, а за помощь свою благодарность в виде добрых дел принимает.
Сруб в один этаж стоял на самом берегу, там, где выброшенные давним драконьим гневом громоздились друг на друга глыбы черных камней. Над водой нависал широкий помост, от которого вели вниз семь добротных ступеней. У их основания обломки скал выступали из волн, образуя заводь-купальню, тихую, защищенную даже от сильных штормов.
Как только алый диск дневного светила наполовину закатился за край земли, распахнулись двери избы, выпуская в мир трех простоволосых баб и Скёль. К скальду вернулся голос — тихий, но сильный, он пробирал до душевного озноба, заставляя тело мурашиться, а глаза тосковать слезами.
— Поле, не горе, а троп кривой. По кривой, не по прямой душу выведем домой. По злой воле страшноликой, злыдням-навиям открытой, в Авадаль спешат гонцы, но не ждут его отцы. Черно-вочерно, да нечисто, взвернись окрутом — в свет обратись, вещее слово да доброе дело, верни душу в чистое тело.
— Черно-вочерно в свет обратишься… — повторили хором Видана, Брита и Яра, выстраиваясь у крыльца. На белом полотне, держась каждый за свой край, четверо мужчин вынесли Бергена. Старшие вэринги шли с серьезной торжественностью, Мошка то и дело бросал суетливые взгляды то на бледное лицо раненого богатыря, то на баб в тонких нательных рубахах, а вцепившийся двумя руками в край полотна Есень от натуги раскраснелся, но ткани не выпускал. Возгара Видана так и не пустила ни в избу, ни к раненому товарищу:
— Спутаешь ты мне все. Тот, кто сам себя не ведает, легкой добычей Кривде с дурным глазом стать может. Да и не готова я по души твои разговор вести. После в бане свое внесешь, а пока не лезь.
Недовольный и толком ничего не понявший из ответа наемник высказался домовику, на что Зимич лишь хмыкнул в бороду:
— Я же тебе советов не даю, как лук держать и стрелу пускать? Вот и ты в то не лезь, где толком не разумеешь. Коль Видана Бергена с того света вытащит, я ей до конца дней в рот смотреть буду и по прихоти любой до земли кланяться.
С несправедливостью Возгара смирил только Ярин вид — замершая меж Бритой и Скёль, едва заметно шевелящая губами, повторяя заговор рунопевца, отмеченная огнем буквально сияла в лучах догорающего солнца. Тонкая до земли рубаха не скрывала очертаний ни вздернутой груди, ни покатых бедер, босые ноги утопали в жухлой мураве и языках трипутника* (подорожник), янтарное золото и рыжая медь волос струились до пояса, а в глазах, внезапно поймавших Возгаров взгляд, таился такой жар, что у наемника вмиг горло пересохло и дыхание сбилось. Предвкушение общей на двоих бани терзало тело. Только разум мучился одним вопросом: «Неужто и толпа эта вся с нами за компанию мыться пойдет?!»
Возгар ревностно оглядел собравшихся мужчин и с подозрением уставился на Бриту и Скёль. Старуха с певцом тоже в соглядатаи спровадятся?
Но сомнениям лучника пришел конец, когда, занеся Бергена внутрь, вэринги с Сенькой покинули баню, а одноглазая приживалка подхватила скальда под руку и увела в дом.
— Ваш черед, — Видана поклонилась Яре и Возгару, отворяя перед ними дверь мыльни* (помывочное отделение в бане). — Разожгите огонь.
— Печь-то
