заставила впервые посмотреть в глаза призракам прошлого. Он ведь ни разу не позволил себе заплакать или погоревать, даже на похоронах изо всех сил сжимал челюсти, стараясь быть «взрослым» – по крайней мере, в шестнадцать лет Никита именно так представлял «взрослость». Непрожитая боль лежала где-то глубоко, ожидая своего часа, время от времени напоминая о себе неприятным тянущим ощущением в сердце, которое тревожило Никиту, заставляя пройти очередной чек-ап, но всякий раз он оказывался полностью здоров. Физически.
– Никки, что происходит? – невысокая стройная фигура Уайта, мерившего шагами комнату, остановилась прямо напротив Осадчего.
– Ты о чем?
– Да ты же сам не свой в последнее время! Сначала уезжаешь без предупреждения на две недели, потом возвращаешься словно с того света… И эти твои чернющие круги под глазами… Может, расскажешь, где был в декабре?
– Не о чем рассказывать, просто не выспался. Давай вернемся к работе.
Алекс с обеспокоенным видом сел на краешек стола. В этот момент дверь открылась, и вездесущая Кэролайн Стоун – с еще более короткой стрижкой, чем обычно, – поставила на стол кофе.
– Ник, Men's Health уже прислал вопросы для интервью, – игриво поправляя темную прядку рукой, улыбнулась ассистентка.
– Да, видел. Я просмотрю. Можете идти.
– Мне тоже пора. Работы море. Никки, не чахни. Ты всегда знаешь, где меня найти. – Уайт хлопнул друга по плечу, прежде чем закрыть за собой дверь.
Оставшись в одиночестве, Осадчий нажал на кнопку пульта – жалюзи автоматически опустились, кабинет погрузился в полумрак. Он откинулся на спинку кресла и сделал глубокий вдох. Горький черный кофе обжег язык.
Нехотя Осадчий открыл письмо и пробежался по списку вопросов: «Какие качества вы цените в людях?», «Ваша самая безрассудная покупка?», «О чем вы мечтаете?». Никита недовольно поморщился: «Это вообще вопросы для интервью или детская анкета? Пусть этой херью занимается PR-служба. Черт, вот Ева бы никогда…»
Он со злостью захлопнул ноутбук.
«Да сколько можно! Я вычеркнул ее из своей жизни. Почему тогда думаю о ней? Что со мной не так?!» – Снова и снова Никита задавал вопросы, на которые не мог найти ответа.
Вернувшись в Сан-Франциско, он первую неделю с головой ушел в работу. Казалось, на мысли о чем-то другом просто не было времени. И тем не менее Ева сумела чудом просочиться в его голову, занимая все больше и больше места. Чем настойчивее он сопротивлялся, тем чаще она появлялась в бессознательном, в том, что он не мог контролировать, – во снах.
Тот самый поцелуй Никита будто против воли прокручивал в воспоминаниях снова и снова, ощущая вкус ее губ. Словно картинка на бесконечном повторе: его руки притягивают ее к себе, ближе, ближе, еще ближе… Спрятаться или отвлечься не удавалось, что бы он ни делал. Ева неотступно преследовала его.
Раздосадованный, Осадчий решил выплеснуть ярость в боксерском клубе. Взял телефон со стола, мрачно кивнул ассистентке, сидевшей за стеклянной дверью, и выбежал на парковку.
– Rock Steady, – скомандовал водителю.
Стоя на светофоре у кинотеатра Balboa, где по вечерам показывали классическое голливудское кино, Никита зацепился взглядом за яркий постер сегодняшнего фильма: «Утонченная драма 1950 года. В главных ролях Бетт Дейвис и Энн Бакстер».
«ВСЁ О ЕВЕ», – горели огромные красные буквы на белом фоне.
* * *
Горячие губы спускались по нежной шее. Мокрая дорожка поцелуев шла от пульсирующей вены к впадинке над ключицей.
– Боже, я так хочу тебя… Я так долго этого ждал…
Нетерпеливые пальцы сжали упругую грудь. И без того загорелые руки казались еще темнее на фоне белоснежной, словно тончайший фарфор, кожи и нежно-розовых ареол. Cоски затвердели в ожидании прикосновения. Дыхание стало частым, прерывистым. Алчные влажные губы впились в грудь, язык коснулся соска, и раздался приглушенный стон:
– Не останавливайся… Хочу тебя…
Его губы вернулись к ее лицу, ярко-синие глаза встретились с серыми, прочитав в них единственное желание. Поцелуй не был ни робким, ни трепетным. Губы жадно сомкнулись, мускулистый силуэт своей тяжестью вдавил податливое женское тело в шелковую простыню. Словно хищник, который догнал свою добычу и больше никогда не отпустит. Языки сплелись между собой в безумном танце.
Она обвила руками его шею, всем телом выгибаясь навстречу. Запустила пальцы в короткие темно-каштановые волосы, заставив его зарычать от удовольствия. Он провел своим языком по ее нижней губе, словно играя, а затем слегка прикусил, не в силах сдержать возбуждение.
– Ты моя… Ты только моя!
Ее длинные темные волосы призывно разметались по подушке, прикосновения зовущего роскошного тела опьяняли. Желание захлестывало, он провел рукой по плавным изгибам, остановившись на пышном бедре. Широкая ладонь схватила алебастровую плоть с такой жаждой обладания, что стоны стали еще громче:
– Возьми меня…
Он нетерпеливо развел руками ее длинные ноги и, прежде чем войти, снова посмотрел в затуманенные возбуждением серые глаза.
– Ева…
– Я вся твоя…
Никита вскочил на кровати, широко открыв глаза. Сердце колотилось как безумное, по спине бежал пот, руки слегка дрожали. Он лихорадочно посмотрел вокруг, не веря, что это был всего лишь сон. Смятая простыня одиноко валялась возле огромной холодной кровати. Часы показывали четыре утра.
В пустой комнате больше никого не было.
Глава 13
– Ева, ты заметила, что уже двадцать минут рассказываешь о соседке, которая косо смотрит в твою сторону? Ты действительно ради этого пришла на сессию?
– Ну…
Девушка медленно сделала глоток чая, поерзала в кресле, посмотрела в окно, задержала взгляд на стене и наконец неохотно повернулась к Вадиму.
– Тут такое дело… Непонятно, с чего начать…
– Давай по порядку.
– Даже не знаю, важно ли это…
– А разве кто-то, кроме тебя, способен решить, важны твои переживания или нет?
– Легко тебе говорить – «решить»! Если б все было так просто, я бы уже давно рассказала! – Ева гневно уставилась на психолога.
– Злишься на меня?
– Я… – Девушка удивленно замолкла. – Я не на тебя злюсь, а на этого мудака! Гребаный идиот, пусть подавится своим телефоном! И билетами заодно! Ненавижу!
– Эмммм, не понял.
– Помнишь, в прошлый раз мы говорили про Осадчего? С тех пор я успела познакомиться с ним чуть ближе… Черт, мы даже поцеловались! А потом… блять! Он развернулся и ушел, а я стояла одна, как дура, в этом гребаном лифте!
– Поцеловались? Ты же утверждала, что он никогда в жизни тебя не заметит.
– Нет, ты не понимаешь! Он вообще ушел, улетел, свалил в свои чертовы Штаты, оставил мне только эти долбаные билеты в Ниццу! И записочку на рабочем столе: «Приехать к морю в несезон, помимо матерьяльных выгод,