Книга Немного о потерянном времени - Дора Шабанн

И да, что за очередной трэш там у них на кафедре? Деду Ревазу я, ясен день, позвоню, но и родителей надо опросить.

По отдельности.

Глава 26

Руслан

Перед сном неожиданно, но приятно, снова явился Никитос минут на пять посидеть.

Спросил, чем я увлекался в начальной школе, удивился, что космосом:

— Ну а я, бл*, на карате хочу. Или на бокс.

Не, это понятно, переживает человек за собственную неготовность дать миру пи*ды. Очень тут батя будет в тему:

— Это не просто. Надо много работать. Ты отца спроси, он и сам в боксе мастер спорта, и тренеров хороших знает.

— Да, че спроси? Занят вечно, у него наука, нах*. Че я полезу?

— Ничего, для тебя время точно найдется. И для бокса, и ты еще на шахматы его пригласи, если играешь. Если нет — попроси научить. А там можно будет потихоньку и все остальное у него спрашивать, что интересно.

— Вот бл*. Я подумаю.

И исчез, красавчик. Ну, сегодня мат не через слово, что не может не радовать.

Отец, явившийся с какао после вечернего визита Ника, был настроен поговорить.

Штош. Пора же?

Но пока я пытался сообразить, с чего начать, он меня, как обычно, удивил:

— Я в армии боролся с беспомощностью своего детства. Пытался прочувствовать и осознать, что управляю своей жизнью. Рисковал ей, не понимая ценности. А в то время там тем, кто готов умереть, неплохо платили.

Я так обалдел, что обжегся, отхлебнув сразу полкружки. Папа Влад глянул на меня хмуро и продолжил:

— Видимо, весь абсурд такой тактики я до тебя не донес. Ну, что же, исправляюсь, — таких тяжелых вздохов я за последние годы слышал три. И все ситуации были швах. Но подождем, может, все не так однозначно плохо?

— Если тебе нужна одна конкретная женщина, то ты должен понимать, что отношения, это в первую очередь ответственность. И, несмотря на ее возраст, рулить в вашем случае тебе, — да, вот это реально практические советы.

Тут теперь главное — не спугнуть мысль. Я, наплевав на то, что время давно пришло очередную дозу обезбола колоть, сцепив зубы старательно внимал.

— Ты должен гарантированно обеспечить своей женщине безопасность, комфортный быт и ежедневно давать ей понять — что она твоя королева. Она одна царит в твоей душе и сердце. Она самая важная для тебя. И ты для ее счастья сделаешь все, — наконец-то на лице бати проступило то выражение умиления, с которым он всегда раньше смотрел матери вслед.

Фух, а то мне что-то стремно уже стало.

А он с той же радостью во все лицо закончил лекцию:

— И тогда взамен на тебя посыплются все эти семейные плюшки: забота, поддержка, нежность. А когда-нибудь и любовь. Главное — быть настойчивым и уметь ждать.

Ну, ждал я, допустим, достаточно, о чем тут же и брякнул. Эх, башка несколько отъезжает, понимать надо.

Отец забрал пустую кружку и хмыкнул, выдав мне на сон грядущий последние инструкции:

— Думаешь, долго? Это с какой стороны посмотреть. Тебе сейчас надо вспомнить, что без разведки нормальные мужики даже в магазин не ходят. Поэтому ты должен быстро выяснить, что там у нее и как сейчас в семье, с мужем, с ребенком. И с работой.

Но, пока он не успел скрыться за дверью, я все же вбросил:

— Что на работе? Не поверю, что все нормально. Говори сам, я же все равно у Алиева спрошу!

Вот почему я не зацепился за его кривую усмешку, тормоз?

— Нет, не сейчас. У тебя есть срочная задача — встать на ноги и определиться с твоими отношениями с Ладой Юрьевной. А потом уж все остальное, — ухмылка снова кривая.

Да что там, бл*, творится?

— Смотри, бать, я тебе давал шанс. А теперь уж прости, буду свое мнение формировать, а не с твоей точки зрения смотреть.

— Ну, приходи потом — обсудим. Может, ты что-то увидишь в этом дерьме иное. Любопытно будет послушать.

«Приходи» — это он хорошо придумал, да.

Мне для начала встать надо устойчиво, зараза.

Поэтому я некоторое время повалялся в тоске, сомнениях и переживаниях.

И планировании.

Думал и надумал.

Вспомнил, кто моя мать. Не знаю никого, способного упорядочить мой бардак в башке лучше, чем она. Святая женщина.

А вот когда она появляется на пороге, то мне резко становится не до смеха. И не до всего того, что я хотел с ней обсудить. Из своего.

Я понимаю, просто одним местом чую, с чего надо начинать.

— Мам, а что за хрень у вас там, на работе, опять?

— О, милый! У нас там, не поверишь, любовь. Ты же знаешь, что это за дурман? Вот Шефа нашего где-то накрыло — не продохнет. С лета, кажется, потому что в сентябре уже ходил пришибленный.

Да, умеет матушка удивить. Да и Игорь Александрович тоже. Он же старый пень⁈

— Внезапно. Но он вроде как не мальчик давно уже.

— И на старика бывает проруха, как ты понимаешь… — мама печально пожимает плечами, устраиваясь на моей кровати в ногах.

— И чего делать? — чувствую себя слоном в посудной лавке, аж в плечах жмет. Хочется же осчастливить хоть кого-то, вдруг мне зачтется, а?

Моя понимающая матушка поправляет на моих ногах плед и смотрит с грустью:

— Ничего. Это не наше дело. Он сам разберется. Будет нужна помощь — я всегда готова выслушать. Он знает.

— О, как. Ну, тебе виднее, а про остальное опять промолчишь? — надо же к основному сворачивать.

— Да там дело, мне кажется, мутное. И с двойным, если не с тройным дном.

— Но ты же уже поняла, откуда ветер дует? — как же я не люблю эти танцы вежливости без конкретики.

Фыркает:

— Если мои предположения верны, то ситуация очень некрасивая и болезненная для Влада выйдет. А если я ошибаюсь, и это просто так звезды раком встали, то больно будет мне, но я переживу.

Бахрома на пледе послушно под мамиными пальцами сплетается в косички.

— А давай без самопожертвования, а? — прошу без особой надежды, но вдруг?

Бл*, вот эту усталую улыбку я помню по первому курсу терапии, еще при Миронове:

— Ой, за это не волнуйся, я такое давно не практикую. Просто здесь возможна утрата, а я бы этого не хотела, ты же понимаешь.

— Мать, а не выйдет так, что он там тоже про тебя что-то такое думает? Считает себя лишним, недостойным, ненужным, а? — припоминаю все Владовы метания и выбираю предупредить мать.

А то она у меня сильно многомудрая Сова. Сейчас они вдвоем так накрутят, мне ни в жизнь не разгрести…

Мама смотрит на меня с откровенным недоумением, мол, что за бред?

— Хорошо, это отложим тебе на подумать. Скажи мне пока вот что: почему у меня все по жизни через одно место выходит?

Моя прекраснейшая мать заливается мягким, тихим смехом, а я, как дурак, улыбаюсь, наплевав на свежие шрамы на морде.

— Ну, ты бы еще спросил, почему утром солнце встает. Сыночка, ты у меня офигенный мальчик вырос: умный, красивый, фактурный, эмпатичный… но тобой до сих пор твои эмоции рулят. Не мозг, не инстинкты. Эмоции. А для жизни это тупик. Ты же еще и прощения с трудом просишь. Так что все это очень-очень плохой сценарий. Но мы его сейчас разберем и будем как-то плыть и выплывать, да, сына?

Сижу — туплю.

А с мамой так нельзя.

Когда ты выпадаешь из беседы, она тебя внезапно может так взбодрить, что и слов-то цензурных не найти:

— А скажи-ка мне, любимый старший сын, зачем тебе нужен весь этот китч, дикие приключения, преодоления и очередной подвиг, а, Русик?

Отвечаю без запинки, и очень, даже для себя самого, внезапное:

— Чтобы ты меня любила.

Матушка снова смотрит с печалью во взоре, как на сироту убогого:

— Мне для этого не нужен повод, я всегда просто люблю тебя. За то, что ты есть, за то, что ты — это ты.

Охренеть, ну, правда, обалдеть же!

Бля*, ну, не может быть!

— Ну, чтобы ты мной гордилась, и тебе не было за меня стыдно, — сжимаю зубы, потому что и по прошествии стольких лет, оно все равно накатывает.

Мама гладит по голове, спокойно смотрит в глаза:

— Никогда, никогда мне за тебя стыдно не было.

Да ладно! Быть такого не может!

— А после граффити в десятом?

Удивленно пожимает