class="p1">– Извинения приняты, – говорю я и с улыбкой встаю со стула. – Мы начнем с чистого листа.
Мне на ум приходит еще один вопрос, и, прежде чем хромать на выход, я хватаюсь за удачный момент. Сейчас самое время выяснить, что́ он знает. Если я правильно сформулирую вопрос, то ничем не выдам себя.
– И… насчет той рукописи, которую я уронила на совещании. – Я барабаню пальцами по барной стойке. – Мне жаль, и…
Уильям меня останавливает:
– Не волнуйся об этом, Саванна. Это легко может произойти, когда работаешь с таким количеством бумаги. Но в следующий раз лучше сшей листы вместе или… просто никому их не показывай.
Он улыбается еще шире.
– В конце концов, не все в «Пеннингтоне» ценят такую… увлекательную прозу, как мы с тобой.
Спустя полчаса я вставляю ключ в замок, все еще немного удивляясь тому, как все прошло. Я вспоминаю выражение лица Тома, когда Уилл убрал его руки с моих и вмешался. То, каким авторитетным тоном Уилл объявил, что теперь будет его редактором. То, как он оправдал мою оплошность с рукописью без дальнейших расспросов.
Это было бесценно.
Все это.
Бесценно.
Вспоминая, я гадаю, какие мысли так явно одолевали его большую часть времени. И по кому именно он скучает в Нью-Йорке?
Но потом я открываю дверь, и меня занимает более важная мысль, от которой я не смогу избавиться еще месяц с лишним: сорок четыре дня. Опять уже почти полночь, но это меня не остановит.
Я захожу в гостиную, где меня встречает жужжание велотренажера. Оливия, которая как раз переворачивает страницу книги, останавливается, когда замечает меня, и спрашивает:
– Сколько?
Никакого «привет».
Я снимаю с разболевшегося плеча сумку с ноутбуком и устало смотрю на часы.
– Девятнадцать тысяч. И привет.
– Девятнадцать, – выдыхает Оливия так, будто сейчас расплачется от гордости. – Отличная работа, Савви. Чем ты сегодня занималась? Просто повторяй то же самое каждый день целый месяц, и все будет прекрасно.
«Ага, – думаю я и тащу свое бедное ноющее тело и сумку с ноутбуком к спальне, подальше от сверкающего взгляда сестры. – Не хватало только снова попасть в такую заварушку, как сегодня, и…»
Я замечаю на своем прикроватном столике небольшой букет и останавливаюсь. Потом делаю шаг к нему, неуверенно думая: «Неужели их прислал Уилл Пеннингтон?»
Но нет, осознаю я, увидев почерк на маленькой открытке, торчащей из свертка. Раскрываю ее и читаю, что написано внутри: «Сегодня ты наверняка превзошла саму себя».
Неудивительно, что Феррис решил подарить мне от них двоих цветы, чтобы подбодрить после сегодняшнего утра. Я знаю, что они не от Оливии. Но они теперь одна команда. Мама тоже подписывает на рождественских открытках имя отца без его ведома. Завтра надо будет их отблагодарить.
Я вдыхаю аромат желтых розочек. Снова читаю открытку. «Сегодня ты наверняка превзошла саму себя». Ну, в каком-то смысле так и было, верно? Я смело поговорила с Клэр, проявила уверенность, хотя могла бы струсить, и теперь мне предоставили потрясающую возможность. А еще мне больше не нужно терпеть Тома. Никогда. Если подумать, это настоящий успех.
Довольная собой, под действием внезапного прилива воодушевления и самонадеянности, я поворачиваюсь к шкафу и, покопавшись внутри, нахожу помятую рукопись.
Сев на кровать с ноутбуком и пачкой бумаги в руке, я сразу чувствую себя лучше. У меня есть план. Возможно, моя жизнь станет суматошной. Возможно, следующий месяц я буду невероятно занята. Возможно, мне придется залечь на дно и временно пожертвовать всеми остальными приоритетами, но у меня есть план. Я справлюсь. Главное, что я понимаю, куда…
Я застываю.
Все это время я листала страницы, читая заметки таинственного редактора, чтобы оценить, сколько мне придется работать и сколько правок он оставил на полях. Но на шестнадцатой странице они внезапно прекращаются.
Ничего.
Я перелистываю страницу.
Ничего.
Я перелистываю еще три, но не вижу ничего, кроме белых полей.
Ничего.
Я листаю рукопись дальше, и у меня сердце уходит в пятки. Почему я настолько глупая, что подумала, будто этот человек прочитал всю рукопись? С чего я решила, что он добровольно проведет целый день, оставляя на полях тысячи жестоких пометок?
Я закрываю глаза. Делаю глубокий вдох. Заново оцениваю ситуацию.
Значит, мой таинственный редактор прочел только первую главу.
Тогда у меня всего два выхода. Заняться редактурой самостоятельно, доверившись своей – явно бесполезной – интуиции. Или…
Я шумно сглатываю, уже зная, что мне придется сделать.
Попросить о помощи.
И надеяться, что мне ответят.
Глава 8
Дорогой таинственный редактор, который вторгся в мой драгоценный тайник и оазис, если ты это читаешь…
Помоги.
Прошло три дня. Или, как предпочитает думать мой мозг, четыре тысячи триста двадцать минут. Четыре тысячи триста двадцать мучительных минут с тех пор, как я оставила рукопись и эту записку в своей потайной воробьиной комнатке и стала ждать ответа. Теперь я живу так – по минутам.
Лайла убеждена, что у меня инфекция мочевыводящих путей. Я «ухожу в дамскую комнату» примерно пятьдесят раз в день и, выйдя из нашего кабинета, улыбнувшись и помахав другим сотрудникам за открытыми дверями, сворачиваю за угол и буквально бегу по узкой винтовой лестнице на чердак. Я так часто это делаю, что ежедневно выполняю норму шагов и сбросила килограмм.
(Серьезно. Килограмм. Оливия в восторге.)
Сейчас я сижу в офисном кресле у окна, сгрызаю ногти до мяса (знаю, отвратительная привычка) и делаю то же самое, что и на каждом утреннем совещании редакции по средам. Нажимаю на слово дня в словаре Мэрриам-Вебстер и изо всех сил пытаюсь сосредоточиться на нем, а не на дедлайне, нависшем надо мной, и отчаянии в сердце. Я читаю выделенное жирным слово – «юрисдикция».
Хм-м.
1. Юрисдикция – (юр.) должность или сфера полномочий судебного пристава.
Такое трудно будет непринужденно ввернуть в разговор. Посмотрим…
«Миз Пеннингтон, историю русской философии с десятого по восемнадцатый век делает уникальным то, как юрисдикция часто упоминается в… с уникальным символизмом… к…»
Нет. Идем дальше.
2. Юрисдикция – сфера, в которой человек обладает превосходными знаниями или авторитетом, чье-либо поле деятельности.
Вот с этим значением можно работать. Превосходные знания. Авторитет. Посмотрим…
Я листаю до примеров «юрисдикции» в предложениях, чтобы убедиться, что полностью усвоила значение, как вдруг Лайла вытаскивает наушники из ушей и встает.
– Пойдем, Сав. Я хочу прийти до того, как съедят все донаты.
Мое тело говорит: «Отличная идея – мне же нравятся только с шоколадной глазурью», – но разум не отвлекается.
Над головой Лайлы на стене висят старомодные часы. Без десяти десять. А мне еще нужно прочитать примеры, чтобы убедиться, что я все поняла.
Я уже хочу сказать: «Иди без меня», – как вдруг Лайла произносит:
– К тому же новый босс вернулся и наверняка будет высматривать опоздавших, чтобы их уволить.
Я убираю руку с мышки и так резко встаю, что больно ударяюсь коленом об угол стола.
– Ладно, – соглашаюсь я и замечаю свое отражение в декоративном зеркале над рабочим местом Лайлы. Мои темные волосы спутались. Бледно-серый свитер, который я сегодня надела, выглядит мешковато и бесформенно. А это… Я приглядываюсь. Это что, чудовищный прыщ прямо над губой, о котором мне не потрудилась сообщить ни одна женщина в этом издательстве?
«Вот тебе и сестры по оружию!» – мысленно восклицаю я и беру сумку.
Все дело в сахаре. Дурацком сахаре в «Твиззлерах», мороженом и диетической коле, которые я потребляю, чтобы не спать до рассвета, отчаянно пытаясь понять, как исправить свою рукопись.
Я достаю тюбик консилера и выдавливаю немного на прыщ.
На идеальном чистом от прыщей лбу Лайлы образуется небольшая морщинка, и она скрещивает руки на груди.
– Мне просто нужно… освежиться, – говорю я, нанося консилер еще и под глазами. И нельзя упустить две темные тени на висках. И лоб – я хмурюсь на собственное
