князь, никогда не слышали? Чтобы забеременеть, нужна близость с мужчиной, а не брачная церемония.
Так забавно смотреть, как у него округляются глаза.
Давай уже, князь, признай, что я похуже той же Сиян, и отстань.
— И вы бы…? — теряется он.
— А почему нет? Вчера мы с инструктором добыли несколько кочанов дукки. Я могу обеспечивать себя сама. Себя и возможных детей. Так зачем мне муж? Перед законом и Небесами дети, рождённые в браке и вне брака, равны.
— Я богат.
— Со временем я разбогатею, ещё и ваше состояние превзойду.
— Раньше вы не возражали…
Почему он до сих пор упирается?
— Раньше вы сидели в столице и носа оттуда не показывали. Благодаря вам никто не донимал меня брачными предложениями, было очень удобно, но всё изменилось, когда я узнала, что вы решили подтвердить помолвку. Честно говоря, я вообще не понимаю, зачем вам приспичило жениться на дочери местечкового губернатора. Должность громкая, только остров маленький.
Князь смотрит на меня…
В его глазах немое удивление.
Молчание затягивается, однако он не спешит его нарушать, а его брови лезут куда-то к линии волос.
Наконец, решившись, он осторожно уточняет:
— Дженсен, вы не знаете обстоятельств нашей помолвки?
— Нет, — пожимаю я плечами. — Какое мне дело?
— Вы снова меня удивили, Дженсен. Шестнадцать лет назад мой отец попав в очень неприятную ситуацию, под угрозой оказались и его доброе имя, и сама жизнь. Ваш отец стал его благодетелем, и в благодарность мой отец предложил породниться.
— Это было давно. Я понимаю, что честь не позволяет вам отказаться от данного обещания, но отказываюсь-то я.
— Дженсен, вы слишком хорошо обо мне думаете. Я не был заинтересован в нашем браке. Если бы речь шла об устных или письменных обязательствах, поверьте, ещё мой отец придумал бы, как расторгнуть нежелательную помолвку. Но обязательства были даны в храме Близнецов-Ветров. Я не намерен гневить богов. Предупреждая ваш вопрос, сразу говорю, что в храме причина помолвки не упоминалась. Наши отцы вошли в храм. Мой отец у вашего попросил вашей руки для меня. Ваш отец согласился. Вы были совсем крохой, не помните. Я взял с алтаря кольцо и надел на ваш пальчик. Так волновался, что едва не уронил, — князь улыбается.
Из всей его тирады меня цепляет, что он не был заинтересован в нашем браке. А сейчас, получается, передумал и жаждет свадьбы?!
Глава 15
Милан Авей
Невеста у меня… забавная. Лишь бы вся её забавность доставалась не мне, а хоть бы главе клуба. Точно, пусть его достаёт. Точнее, главу любого клуба столичного острова — не останемся же мы на Энтайкасе.
Я следую за Дженсен. Разговор нам предстоит личный, и я не удивлён, что она выбрала прогулку до причала. Впереди остаются взлётно-посадочные каналы, а мы идём по лабиринту стоянки челноков. Дженсен косится на гладь воды, словно прикидывает, какая в каналах глубина. В своих фантазиях она, похоже, меня топит.
Над нами с криком проносится серопёрая ярда. Я провожаю птицу взглядом.
Дженсен останавливается. В первое мгновение я думаю, что она хочет подразнить меня видом челнока типа “Бочка”.
Я действительно не понимаю… Вчера ей было мало?! Зачем снова лезть в Бездну? Я, конечно, догадываюсь, что авантюристы в местах обитания демонов ищут дукку, но, по-моему, нужно иметь стальные нервы, чтобы после пережитого сесть за штурвал буквально через несколько часов.
Я смотрю дальше…
Рик!
Рик, упомянутый в письме. Мой соперник и её любовь.
Рикардо…
Да уж, я ему не соперник. Но и за честь Дженсен можно не переживать, потому что Рик, демоны его дери, дерево. Деревянный корпус, вместо костюма паруса и снасти. Рикардо оказался новеньким судёнышком. Хищные очертания и вытянутый нос-игла намекают, что парусник создан для нырков в Бездну, а крытый верх об этом буквально кричит.
Получается, Дженсен и не собиралась в Лётную Академию? Пассажиры и тяжёлые парусники для фигур высшего пилотажа не приспособлены.
Я рассказываю про нашу помолвку.
Судя по взгляду, Дженсен ничего не помнит.
— Наши отцы вошли в храм, — повторяет она. — Почему мы не можем войти в тот же храм и отменить помолвку?
— И это спрашивает самая религиозная барышня островов? — вот как удержатться?
Дженсен закатывает глаза:
— В каком месте я религиозная?
— Может, с тыла?
Она фыркает и поворачивается ко мне… спиной, заглядывает себе за плечо:
— Не-а, нету.
— Тебе любой жрец скажет, что слово, данное в храме, не должно быть нарушено. Для отказа от помолвки требуется очень веская причина. Например, бесплодие. “Не хочу” это не причина.
Дженсен надувает щёки.
Явно, что мой ответ её не убедил, но хотя бы заставил задуматься.
— О, знаю! — мне заранее не по себе. — Мы можем заключить фиктивный брак на год. Выполним свадебные обязательства и одновременно получим свободу друг от друга. Как тебе?
— Самоубийца, — вздыхаю я. — То, что ты предлагаешь, самое настоящее кощунство. Брак заключается на всю жизнь. Дженсен, твой отец выбрал помолвку в храме именно потому что от неё нельзя отказаться. Легенду о Клэр и Сарте вспомни, а?
Встретившись на праздничной ярмарке в весёлом танце, юноша и девушка полюбили друг друга с первого взгляда. Как водится в сказках, родители были против их союза, и тогда Сарт и Клэр решили добиться своего во что бы то ни стало — они заключили помолвку в храме Близнецов-Ветров.
Родителям пришлось уступить, только вот мать Сарта не смирилась с выбором сына и обратилась за помощью к ведьме. Ведьма взвесила на ладони набитый золотом кошелёк и согласилась наслать на Клэр смертельное проклятье.
Не прошло и дня, как кожа девушки покрылась уродливыми язвам, сморщилась. Клэр стала неотличима от древней старухи, разве что волосы оставались гладкими и шелковистыми, солнечно-золотыми.
Сарт мигом забыл свою любовь. Всё, что он теперь испытывал — это отвращение. Но дата свадьбы была давно назначена, и в полдень Клэр из последних сил прибыла в храм, однако Сарт не появился ни в полдень, ни через час, ни через два. Клэр терпеливо ждала до самого заката.
Её жизнь погасла с приходом вечерних сумерек, глаза навсегда закрылись. Казалось бы, смерть девушки освободила Сарта от помолвки, более уважительную причину трудно вообразить, но Близнецы-Ветра рассудили иначе. Внезапно язвы с тела покойной исчезли, лицо вернуло утраченную красоту. А проклятие перешло на Сарта.
